В июне установилась сухая, маловетреная, жаркая погода. Солнце вставало в какойто дымке и палило без милосердия.
Рабочие верфи и арсенала падали в изнеможении от зноя.
Город как вымер, на улицах – ни души. Окна закрыты ставнями. Собаки попрятались.
Только на реке с утра до ночи возились ребятишки.
Воскресный день выдался еще более знойным. Небольшой ветерок, который был накануне, совсем утих. Стало душно, как в бане.
Ушаков после обеда пошел, как всегда, к Любушке.
Марья Никитишна сидела в подполе, кляня Воронеж, что в нем нет колодцев и за водой приходится тащиться вниз, к реке.
– Ну и жара, прости господи!
– Сорок в тени, – сказал Федя, проходя в комнату к Любушке.
А Любушке было нипочем. Она хотела идти гулять в рощу.
– Эк, неугомонная! Сидела бы уж. Где там до прогулок! – сказала мать.
Но Любушка не послушалась матери и потащила Федю на всегдашнюю прогулку.
Роща была полна народу. Все жались в тень деревьев и кустов. Сидели и лежали, разомлев от жары.
Любушка и Федя устроились под молодым дубком. Сюда немного еще доставало солнце, но через некоторое время это место должно было оказаться совсем в тени.
Дубок стоял у самой опушки, дальше шел луг.
Любушка полулежала, обмахиваясь платочком, и напевала:
Несчастным детинка
На свет сей родился,
На свет сей родился,
В девушку влюбился…
В легком платьице ей было не так душно, как мичману в его суконном мундире и такой же «нижней амуниции».
А он изнывал от жары.
Во рту пересохло, – ни сбитенщиков, ни квасников уже не было: всё раскупили.
Ушаков сбросил шляпу. Сидел молча, – от духоты не хотелось даже говорить.
С запада надвигалась грозная синебагровая туча. Лучи солнца окрашивали ее края в зловещий оранжевый цвет.
– Любушка, будет гроза, пойдем домой, – сказал Федя.
– Вот так зейман – дождя испугался! – усмехнулась Любушка.
Если бы Федя не был и так красен от духоты, Любушка могла бы увидеть, как он покраснел от возмущения.
– Пока промокнет мой мундир, ты уже вся до нитки будешь мокрехонькая!
– И хорошо – хоть освежусь! А то я сегодня три раза бегала купаться, а все не помогает! – ответила девушка, не меняя положения.
Федя вытирал лицо платком.
А страшная туча приближалась. Более предусмотрительные люди поспешно уходили из рощи, но таких оказалось немного.
Вот туча уже совсем близко, подул легкий, но не освежающий ветерок, и вдруг разом все – роща, луг, Воронеж – потонуло в непроницаемом мраке. Стало так темно, как не бывает даже в самую глухую осеннюю ночь. И вслед за темнотой налетел страшный ураган.
Роща загудела, застонала. Затрещали ломающиеся деревья, послышались крики людей.