– Митька Ступин приехал уже в круглой шляпе.
– Да что ты?
– Ей-богу!
– Будем по-прежнему носить фраки и круглые шляпы!
Михаилу Илларионовичу было смешно: кому что. Для гвардейских вертопрахов отмена запрещения носить круглые французские шляпы была важнее отмены арестов и ссылок.
Кутузов вошел в залу.
Первое, что бросилось ему в глаза, была живописная группа у камина. Важно развалясь в кресле, сидел несуразно длинный, с лошадиным лицом Николай Зубов. Перед ним стоял, гордо поглядывая по сторонам бараньими глазами, маленький, перетянутый в талии грузин князь Яшвиль.
Их почтительно окружала, на них смотрела как на героев, с завистью и восхищением, толпа молодых офицеров.
Зубов громко, видимо кончая беседу, сказал:
– Да, жаркое было дело!
Михаил Илларионович наслушался разных рассказов о вчерашней ночи. Даже те, кто ничего не знал о готовящемся заговоре, теперь старались уверить, что они были в курсе всех приготовлений и помогали заговорщикам. А те из заговорщиков, которые были с войсками ночью у Михайловского замка, но не попали в царские покои, рассказывали о своих подвигах, выставляя себя чуть не главными участниками убийства тирана. Если послушать таких, то можно было подумать, что, не будь их, Павел остался бы жив.
И все, конечно, рассказывали, как кричали вороны и галки в Михайловском саду, когда заговорщики шли к замку.
В десять часов пошли в дворцовую церковь присягать императору Александру I.
После присяги никто не уходил из Зимнего дворца – ждали, что выйдет император.
Через некоторое время Александр вышел к собравшимся. Он прошел гостиную, угловую комнату и мраморную залу, принимая поздравления.
Император был невесел. Сегодня он как-то еще больше вытягивал вперед шею, чем обычно.
Когда Александр проходил мимо группы сановников, где стоял Михаил Илларионович, он только мельком скользнул глазами по их лицам и прошел дальше. Он словно совестился прямо глянуть в глаза, зная, что всем известно его участие в убийстве отца.
«Остатки совести у Александра еще сохранились, но с годами он избавится и от этого непосильного груза», – подумал Михаил Илларионович, склонив голову перед новым, двадцатитрехлетним императором.
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
Пушкин
Мелочность – несомненный знак не только узкого ума, но еще и низкой души…
Кардинал Ретц
В радужных надеждах и неумеренном восторге пролетел в Петербурге первый день нового царствования.
Придворная знать, дворянство и гвардия – ликовали.
Не было особняка, в котором не веселились бы до поздней ночи.