Тогда он изобразил на лице удивление. Честно говоря, особенно притворяться ему не пришлось. Впервые он видел это прекрасное лицо с такого близкого расстояния, и впечатление было необычайно сильным. В Катрин не было ничего кокетливого или соблазнительного: строгое серое платье, роскошные волосы уложены в бесхитростную прическу. Но изящный рисунок лица, фарфоровая белизна кожи, разрез огромных, очень серьезных глаз, элегантность жестов – все это, вместе взятое, производило эффект, привыкнуть к которому, должно быть, будет не просто.
Чуть охрипшим голосом Алексей сказал:
– Если я не ошибаюсь, мы с вами уже виделись. Вы и есть Катрин Жардин?
Она кивнула, положила телефонную трубку на аппарат и посмотрела на посетителя с легкой иронией.
– Да-да. Вы – тот самый человек, которого не может добудиться даже настырный нью-йоркский официант.
Катрин протянула ему тонкую руку и улыбнулась чуть шире.
– Да, мое внимание было занято чем-то гораздо более интересным, – ответил Алексей и, поняв, что затягивает рукопожатие больше необходимого, резко отдернул руку.
– Понятно, – сухо бросила Катрин, опускаясь в кресло, словно хотела отгородиться от него пространством стола.
– Чем я могу быть полезна вам, мистер Джисмонди?
Алексей стал объяснять:
– Несколько месяцев назад я видел на выставке одну картину, которую очень хотел бы приобрести. Это работа Мишеля Сен-Лу. Портрет Сильви Ковальской. Насколько мне известно, картина принадлежит вам.
На лице Катрин отразилась целая гамма чувств, глаза потемнели.
Очень вежливым, но ледяным и решительным тоном она отрезала:
– Эта картина не продается.
– Понимаете, я – поклонник творчества Сен-Лу, – солгал Алексей. – Этот портрет – одно из лучших произведений художника. Стоимость меня не интересует…
– Меня она тоже не интересует, мистер Джисмонди, – холодно заметила Катрин.
– Правда? – Ее манера говорить действовала ему на нервы. – А мне казалось, что у вас в Нью-Йорке искусство и деньги неотделимы друг от друга.
Он нарочно произнес эти слова с иронией, и удар попал в цель: на скулах Катрин вспыхнули красные пятна.
– Иногда это так, – ровным тоном ответила она. – Но не в данном случае…
Катрин вскинула голову. Гнев боролся в ней с гордостью.
– Сильви Ковальская – это моя мать. Портрет матери я не продаю.
Она встала, давая понять, что разговор окончен, но тут же быстро добавила:
– Впрочем, вы можете посмотреть другие картины. – И, пародируя его слова, заметила: – У нас нет обыкновения отпугивать клиентов, которых «цена не интересует».
Алексей уловил в ее словах насмешку, но это не сбило его с намеченного пути.