– А теперь я уже ничего не знаю…
Он зевнул. Притихшую боль сменила сонливость. Сраженный внезапной усталостью, он повалился на узкую полку и уже во сне услышал, или ему показалось, что он слышит, как покатилась по полозьям дверь и щелкнул металлический замок. Вскоре, словно швейная машинка, латающая прорехи в его сновидениях, застучал колесами бегущий в ночи состав. Игнат спал и стонал. Боль, трепавшая наяву, добралась до него и во сне, и сердце вновь заныло от обиды и тоски.
Говорят, чередование высоких и низких температур расшатывает самые прочные породы, и неприступные на вид горы начинают крошиться и осыпаться под влиянием невидимых, но ощутимых сил. Колебания морозов и оттепелей угнетающе действуют и на тайный механизм гипоталамуса столичного жителя. Вот он бредет по обледеневшим мостовым, глядя себе под ноги, и вздыхает о другой жизни, которая, может, и полна печалей и тревог, но хороша уже тем, что согрета теплом и солнцем тропического лета. А здесь, в снегу, каждый справляется с невидимым врагом как умеет. Большинство, подчиняясь вековой привычке, пьет, спит и дерется необязательно в таком порядке. Других загоняют в бессрочную депрессию грязь, слякоть, тьма и холод, и никакими неоновыми рекламными радугами невозможно расцветить длинную ночь и развеять печаль.
Вот и в тот день на часах было еще только пять вечера, но город уже накрыл холодный студень ночи. Мелко сыпал надоевший самому себе снег, машины взбивали колесами сметанообразную грязь у обочин, закутанные пешеходы неуклюжими пингвинами семенили в разные стороны. Собака Кочка, поджав лапу, сидела в арке старого дома и оттуда наблюдала за людьми. Все куда-то спешили. Всем куда-то было надо. На работу, с работы, в метро, кино, магазин, парикмахерскую, к больному, к любовнику, к теще, в ЖЭК, на кладбище… Кочка проводила взглядом парочку толстых теток в одинаковых каракулях. Судя по запахам, тетки шли из продуктового, шли молча, сосредоточенно глядя на дорогу, одна из них несла в сумке – Кочка облизнулась – полпакета аппетитных сахарных косточек. Но еще сильнее, чем мясом, от теток пахло старой пуделихой Матильдой. Судя по слухам во дворе, Матильде оставалось жить всего ничего, и говяжьи кости из гастронома ей были уже ни к чему – у нее и зубов-то не осталось, чтобы разгрызать такие деликатесы. Кочка вздохнула. А вот ей они были бы очень даже кстати!
Она потянулась и нервно зевнула. Уже почти час Кочка караулила в арке, но тот, кого она ждала, все не шел. Не появлялась из темноты высокая сутулая фигура в объемном пальто и не направлялась к подъезду, приветствуя Кочку веселым свистом. Кочка вздохнула.