– Вы раздели меня догола! – Он вдруг обнаружил, что из одежды на нем остались только белые семейные трусы, а вся остальная одежда и содержимое карманов разложены по столу.
– Предосторожность, вы опасный человек.
– Да не делал я ничего…
– Ничего?! – приподнял брови итальянец, расширив ноздри и чуточку закатив глаза. – Я бы не назвал это ничем, человек, которого вы убили, это ничем не назовет. Но это не наша забота. Я хочу, чтобы вы тотчас сказали мне, где поместили определенную собственность, принадлежащую итальянскому правительству.
– Даже не представляю, о чем это вы.
Снова та же пантомима – брови, глаза, ноздри, – означающая недостаток доверия к подобному заявлению.
– Если можно, обойдемся без игр. Я хочу челлиниевского «Святого Себастьяна».
– Эта картина погибла во время войны, больше я о ней ничего не знаю.
– Вряд ли. Мы собрали надежные доказательства, что уничтожена она вовсе не была, и более того, что она перешла в ваше распоряжение. Подавайте ее, или вам придется туго.
– Послушайте, мистер… Я даже не знаю, как вас зовут, как же к вам обращаться?
– Можете звать меня Тимберио.
– Тимберио, наверное, вы спутали меня с кем-то другим. Я пришел в ваш ресторан пообедать, ничего более. Как видите, никаких картин у меня нет. Остальное дело ваших рук.
– Не думайте, что мы не приняли этого во внимание. – Тимберио стремительно расхаживал взад-вперед, уперев одну руку в поясницу, а второй совершая хватательные движения, будто извлекал факты прямо из воздуха. – Вы весьма ушлый человек, о да, воистину. В то время, когда полиция всей страны разыскивает вас, вы небрежно входите на известную явку Ла Агенция Терца.
– Мне казалось, ваше существование – секрет.
– Не пытайтесь нас запутать! Во что мы должны были поверить – что этот безжалостный убийца пришел сдаваться, сделавшись кротким, как ягненок? Нет! Что он не знает, где находится? Смехотворное предположение! Знает. Тогда что? Ответ очевиден, потому что он желает предать собственное ФБР и посему хочет создать впечатление, будто был захвачен нами и местонахождение картины выпытали у него силой, хотя на самом деле он двурушник и намеревается продать нам упомянутую картину. Что ж, платить мы не будем, мистер Хоукин, мы не играем в ваши игры, мы не платим за то, что принадлежит нам по праву, и будем удерживать вас, пока картина не будет возвращена.
– А за десять миллионов лир?
– Слишком дорого.
– Тогда внесите встречное предложение.
– Я не уполномочен.
– Я хочу в туалет.
– Луиджи, Альфредо. Il prigionerio al' gabineto.[16]
Один из присутствующих отпер дверь, а двое других взяли Тони с двух сторон за руки и повели через комнату. Испытывать судьбу тут явно не собирались. За дверью оказался тускло освещенный коридор с застоявшимся запахом жира. Стражники крепко дернули Тони налево, но прежде он успел заметить справа лестницу, уходящую вверх, к двери, отороченной смутной полоской света. Выход? Его чуть ли не силком повлекли во мрак в противоположном направлении, к более жалкой дверце, за которой призрачно замаячил силуэт доисторического фаянсового предмета сантехники, деревянный ящик вверху и усеянный газетами и окурками пол внизу. Отпустив его руки, Тони подтолкнули вперед.