Проснувшись в очередной раз, он был вынужден смахнуть разгуливающих по лицу мух, разбуженных низкими лучами восходящего солнца, вливающимися в распахнутую дверь. Приподняв веки, он тотчас же зажмурился, потому что свет раскаленной иглой пронзил глаза и вошел прямо в мозг. Сон боролся с дискомфортом, и дискомфорт победил. Тони залежал одну руку до онемения, а под ложечкой разливалась тупая боль. С немалым усилием ему удалось перевернуться и вытащить морраль, впивавшийся в бок. Но мухи и солнце вели себя чрезвычайно назойливо, и через некоторое время, испустив слабый стон, Тони открыл глаза в попытке понять, где находится. На полу. В баре. Один. Увидев, что он проснулся, хозяин заведения, прихлебывавший кофе за стойкой, пожелал Тони доброго утра. Тот смог выдавить в ответ лишь хриплый стон.
Чувствовал он себя хуже некуда. У сна свои физиологические законы – машинерия тела бездействует, а внутренние химические реакции происходят на пониженных оборотах. Теперь же, после пробуждения, тело начало посылать сигналы бедствия. Игла боли, через глаз вошедшая в мозг, оставалась на месте и даже язвила все сильнее, и в то же самое время – у него еще ни разу не было двойной мигрени – при попытке повернуть голову ее сжало, будто в тисках. Вдобавок к этой пытке внутренности раздирала мука, приходившая и уходившая с некоторой регулярностью. Не говоря уж о тошноте, всеохватной, сотрясающей мир тошноте, равной которой Тони еще не знал. С губ сорвался новый протестующий стон, полный чувства, продравшись сквозь пересушенное горло.
– Воды… – произнес Тони хриплым шепотом, и хозяин бара с пониманием кивнул.
– Вот, большой стакан, выпейте все.
Исхитрившись сесть, Тони взял запотевший стакан, но рука так тряслась, что вода начала расплескиваться, и ему пришлось крепко ухватиться за стакан обеими руками, чтобы сотрясения рук взаимно компенсировались. Усилие исчерпало всю энергию, имевшуюся в его распоряжении, и Тони привалился к стене, оставив стакан на полу рядом с собой, пытаясь составить связную мысль в парализованных алкоголем извилинах. Память неохотно возвращалась. «Хилтон», да, все началось там с этих чертовых крепленых кокосов, переполненных ромом. Покидая отель, он уже был на взводе, и последующее произошло вполне естественно. Испокон веку говорят, что индейцам пить не следует. Обычно он и не пил со времен армии, где алкогольное отупение вытесняло отчаяние. Он повел себя ужасно глупо, но, по крайней мере, все позади, и можно вернуться к воплощению плана, став слабей, бедней, но мудрей. Кстати, насколько именно бедней? Тони дрожащими пальцами обшарил карманы.