Какая там бедность, полное разорение. То ли его собутыльники обобрали его, то ли он все пропил, неважно. Деньги исчезли подчистую, без следа. Осталось лишь несколько медных сентаво, сущий пустяк. Пропали.
С этим открытием нахлынула ошеломительная депрессия, погрузившая Тони в бездны отчаяния, обрушив со вчерашнего Олимпа. Вчера он ходил этаким гоголем, искусным шпионом, вот как, суперагентом, способным на все. И совершенно опростоволосился за один-единственный день. Все пропало, все деньги без остатка, а вместе с ними и шанс на успех. Полнейший провал.
– После воды, – сообщил хозяин, – вы должны прихватить клок шерсти собаки, которая вас укусила. Это поможет избавиться от трясучки, telegrafista, как ее называют, потому что так работают с телеграфным ключом, это симптом питья текилы. Пройдет. Вот.
Почти под самым носом Тони появился стаканчик поменьше, до краев наполненный прозрачной и зловещей жидкостью, послужившей причиной его вчерашнего падения. Ноздри обжег острый, будто кактусовые иглы, аромат, и в тот же миг под горло подкатила желчь. Нет, никак.
– Выпейте, иного выхода нет. – Уж кому не знать, источник самый надежный.
Тони понял, что должен сделать это, протрезветь и поискать выход из тупика, выстроенного собственными руками, но заставить свою предательскую руку взять стакан – дело совершенно другое. Собрав жалкие крохи силы воли, он вынудил дрожащую конечность охватить стакан и опрокинуть содержимое в горло, пока тошнота не погнала его в противоположном направлении.
Текила устремилась по пищеводу, пылая, как лава, прожигая путь в желудок, где и взорвалась; Тони затрясся, как в лихорадке. Но пожар внутри угас, а вместе с ним и самые скверные симптомы, наконец-то дав дорогу некой толике вразумительных мыслей. Хозяин одобрительно кивнул. Еще бы ему не кивать, если изрядная часть финансов Тони теперь покоится в его допотопном кассовом аппарате. Выпивка, ночлег на полу и опохмел оплачены вперед. Пожалуй, с лихвой.
– Нельзя ли тут у вас умыться? – спросил Тони. От прикосновения ладони щетина на подбородке заскрежетала, как наждачная бумага. – А заодно побриться?
Полотенце и бритва были предоставлены ему относительно охотно, а твердый кусок желтого мыла сгодился и для мытья, и для бритья. Умыв, остудив и побрив измятое лицо и собравшись с мыслями, Тони не мог не признать, что чувствует себя получше. Теперь встал вопрос о деньгах. Куда более неохотно хозяин позволил ему сделать единственный телефонный звонок – должно быть, кредит исчерпывается; но звонок лишь принес очередной куда более неутешительный результат. Мистер Соунз выписался из «Хилтона» сегодня утром несколько ранее, несомненно, пока Тони храпел в пьяном ступоре, и теперь уже на полпути в Мехико.