– Хотите выпить? – предложил Тони, заливая лед янтарным обезболивающим.
– На посте не пью. – Стокер вообще-то пододвинул себе кресло, но приткнул чемодан между ног, а пистолет лежал под рукой у него на коленях.
– Ну, я-то не на посту, покамест, так что если вы не против…
– Валяйте. Я й сам иной раз не прочь вмазать дьяавольской росы.
Не ведая, что сулит завтрашний день, Тони отошел ко сну пораньше. Успокоительное действие дьявольской росы сотворило чудо, и почил Тони легко, хотя и просыпался несколько раз за ночь. И всякий раз видел темный силуэт хранителя сокровищ в кресле, блеск стали в его руке, блики в глазах – а может, только воображал себе все это. Рано утром его пробудили солнечный свет и трезвон телефона. Едва Тони схватил трубку, и в ухо ему прорычали:
– Машина будет у входа через тридцать пять минут. Выходите.
Не успел он даже слова сказать, как связь прервалась. Встал, зевая и почесываясь на глазах у Стокера, по-прежнему сидевшего в кресле и следившего за ним не менее пристально, чем вчера вечером.
– Вы и вправду не спите, да?
– Добираю свое меж работами.
Тони быстро принял душ и побрился, а затем не слишком охотно натянул ту же несвежую одежду, уже украшенную спереди несколькими пятнами от еды и напитков. Но еще денек поносить можно, и потом, тайная встреча с итальянским мошенником от искусства и экс-фашистом – отнюдь не дипломатический прием. Стокер уже стоял у двери – как всегда, держа пистолет на изготовку.
– Всё лишь запру опосля вас.
– До свиданья. Попробуйте поспать.
В ответ Стокер лишь холодно, надменно усмехнулся. Тони вышел, и замок тотчас же лязгнул у него за спиной. Тони отчаянно хотелось кофе, но первым делом надо было доложить Соунзу о происходящем. Какой он там номер называл? Четырнадцать? Или тринадцать? Надо было записать, но на записи в такой работе наложено строжайшее табу. Четырнадцать, должно быть, четырнадцать. Он постучал – тихонько, потом погромче, испытывая какое-то садистское удовольствие от необходимости разбудить Соунза. Наконец лязгнула дверная цепочка, и дверь открылась. Заспанная Елизавета Злотникова поглядела на него из-под упавшей на глаза пряди русых волос, заморгала от яркого света в коридоре и тепло улыбнулась.
– Тони! Я тревожилась о тебе, хорошо, что ты меня разбудил, входи же.
Протесты его замерли на устах, когда она распахнула дверь и втащила его в комнату, тотчас же закрыв за ним. На ней была одета тонкая шелковая сорочка и, очевидно, больше ничего, так что когда девушка вздохнула, сорочка приподнялась к Тони, тяжело заколыхавшись. С трудом оторвав взгляд от этого зрелища, он улыбнулся, кашлянул и схватился за дверную ручку.