– Какое у тебя могло быть ранение, что за ерунду ты говоришь?
Глаза-буравчики просверлили Витю насквозь, но он был уже уверен в себе.
– Видите ли… Мы с мамой возвращались домой после комендантского часа. Маму застрелили, а меня, если позволите…
Виктор быстро закатал штанину на правой ноге. Розовая впадинка чуть ниже колена очень походила на пулевое ранение.
– Документов у меня с собой никаких не было, и когда я назвал фамилию Графов, может, произнес нечетко, меня записали Грачевым. А я тогда подумал – какая разница. Теперь жалею об этом. Хочется носить именно свою фамилию, от отца и деда.
– Графов! – фыркнула Зинаида Михайловна. – Из графьев, что-ли?
– Что вы! – Виктор застенчиво улыбнулся. Скорее, из крепостных какого-нибудь графа.
– Ну ладно. Графов или как там тебя. Бери анкету, заполняй, а мы тут решим.
Через неделю Виктор получил новый паспорт на имя Графова Виктора Ивановича, русского, и вздохнул с облегчением. Неизвестно, какие грядут времена и откуда могла бы вылезти история о судимости матери.
Виктору еще предстояло поменять комсомольский билет, но с этим, как он предполагал, проблем не будет. Секретарь райкома комсомола Федор Ерохин бывал у них в школе на общешкольных комсомольских собраниях, знал, что Виктор хорошо рисует, даже обращался к нему пару раз с просьбой оформить праздничные стенды в райкоме, да и возрастом был ненамного старше. Встретил секретарь Виктора приветливо, вручив билет, крепко пожал руку, пожелал всяческих успехов. А вот дальше случилось непонятное. Попрощавшись, Виктор направился к выходу и, уже почти переступив порог кабинета, явственно услышал сказанное ему в спину:
– Как жить будешь, гнида!
Это было так неожиданно и, казалось бы, невозможно, что он застыл на пороге. Ослышался? Федор сказал ему вслед что-то другое? Вообще ничего не говорил? Несколько секунд он стоял, не зная, закрыть ли за собой дверь или все-таки обернуться? Обернулся, онемевшими губами спросил:
– Вы что-то сказали?
– Нет, ничего. – Секретарь недоуменно пожал плечами и улыбнулся.
И по улыбке этой понял Виктор: сказал, сказал… Пулей выскочил из кабинета, так, что заныла больная нога. Уже когда вышел из здания, остановился, растер колено и пробормотал: «Сам небось еврей, сволочь».
На другой день старшая медсестра, мать секретаря райкома комсомола Мария Федоровна Ерохина, работавшая с Ароном Марковичем со дня открытия госпиталя, рассказала ему о том, что их сын изменил фамилию.
– Все нормально, – усмехнулся бывший главврач, – крысы всегда бегут с тонущего корабля. И попросил: – Розе ничего пока не говорите.