Теперь крийн из Службы Новостей с необычайной ясностью сформулировал это для него. Злодеев много, губернатор в жопе, а охрана не знает, что происходит.
Арман Лесь, шестидесятилетний мирный садовник, всю жизнь не державший в руках ничего страшнее лазерных ножниц, вдруг обнаружил, что в глубине души он горячо желает успеха злодеям.
* * *
Ван Эрлик лежал ничком. Его подташнивало, и с ногой было явно неладно. Ван Эрлик видел, как упала безголовая туша, и понимал, что Дом Келен цел.
К сожалению, это мало что значило.
Один штурмовик был мертв, но два остальных живы, и они уже должны были прийти в себя. Плазменный шнур вряд ли вывел из строя сенсоры брони. Он ударил по сетчатке людей, как если бы штурмовики без предпреждения взглянули на голубое солнце; но сетчатка должна была восстановиться, а в крайнем случае, «Шелом» мог передавать данные в мозг напрямую.
Ван Эрлик не шевелился, и штурмовики – тоже. Как ни был остер его слух, их сенсоры были острее. Их оставалось двое из трех, связи с дежуркой не было, но их броня была неповреждена, оружие – нетронуто, и они наверняка видели, что случилось с их товарищем и понимали, что противник жив и смертельно опасен.
Не каждый человек с игрушечным «Харальдом» умудрится застрелить бойца в «Шеломе». Это все равно что перочинным ножичком зарезать барра.
– Кел? – прошептал ван Эрлик.
Он знал, что штурмовики услышат его, но выхода не было. Вряд ли они поймут, с кем он говорит.
«Я здесь, – голос возник прямо в голове, словно слова были камешками, которые кто-то бросал в ухо. – Чеслав и Денес в лаборатории, на первом этаже. Губернатор с ними. Чеслав плох. В диспетчерской – оператор и с ним еще двое. У них есть броня, но они никуда не хотят идти. Они одели броню, стали спиной друг к другу и наставили стволы на дверь. Еще в доме есть посетитель, крийн, которому губернатор давал интервью. Он забежал в комнату, которую вы используете, когда хотите удалить из тела отходы, закрыл дверь и забился под одно из устройств. По-моему, он не хочет, чтобы его нашли».
– Ты цел?
Пауза.
«Мне плохо, но лучше, чем утром. Утром я был твердый. По-правде говоря, это было… глупо. Я думаю, что в будущем я научусь использовать столько энергии внутри меня рациональней…»
Дом Келен замолк и вдруг сказал.
«Они слышат, что ты говоришь. Один спрашивает другого: „с кем он говорит?“
– Это не твое дело, с кем я говорю! – громко заорал ван Эрлик.
Череда вспышек ударила слева, в воздухе замерцал белый дым, и ван Эрлик снова заорал:
– Придурок, не стреляй, все на хрен взорвемся!
– Кел, ты можешь…