– Привет! Станцуешь для меня? – спокойно спросила Коваль, усаживаясь за столик и приглашая Карлоса присесть рядом. – А то я теперь в немного нетоварном виде, так хоть со стороны посмотрю.
– Если ты – в нетоварном, то кто тогда в товарном, покажи мне! Ты стала еще лучше, чем была, не сочти за лесть. – Карлос оглядел ее с восхищением, отметив резкую смену имиджа и длинные волосы.
– Да уж! Похорошела! – усмехнувшись, ответила она, жестом подзывая официантку. – Кофе, текилу и лимон, Жанночка.
– "Айриш Крим", Марина Викторовна? – уточнила девушка и, когда та кивнула, удалилась.
– Ты не изменяешь привычкам, я смотрю. – Карлос улыбнулся и положил руку на Маринину, и тут же выросший за спиной Хохол встряхнул его за плечо:
– Не забывайся, братан!
Танцор слегка оторопел, было видно, что вмешательство огромного бугая с синими от наколок кистями ему неприятно и, более того, пугает.
– Остынь, Женя, – велела Марина, глянув на него с усмешкой – ревнует, бедолага, аж искры из глаз летят.
– Я же сказал – пусть руки уберет! – упрямо повторил Хохол, враждебно посмотрев на Карлоса.
– Проблемы какие-то, дорогой? – уставившись на телохранителя из-под челки, поинтересовалась Коваль, вытягивая из пачки сигарету.
– У меня – нет, а вот у него сейчас будут, – грозно ответил он.
Марину ситуация достала, и она кивнула Карлосу:
– Иди, у меня тут дельце личного характера. Так я увижу тебя на сцене или нет?
– Конечно, дорогая, все, что ты захочешь! – И он, поцеловав ей руку, ушел в гримерку.
Коваль повернулась к возвышающемуся над ней Хохлу:
– Присядь-ка, мой бдительный! – И, когда он опустился за столик рядом с ней, притянула к себе, схватив за водолазку: – Ты что, опять попутал что-то? Это что еще за фокусы, а? Я езжу сюда много лет, и никогда никому не приходило в голову запретить мне эти поездки или приревновать меня к Карлосу, ты – первый! Мне не нравится твое поведение, подумай об этом.
– Мне тоже кое-что не нравится, – отцепив ее пальцы от черной водолазки, сказал телохранитель. – Например, то, что ты на моих глазах заигрываешь с этим жеребилой. Он же на тебя облизывается, как кот на сметану!
– Женя, – произнесла Марина устало, затягиваясь сигаретой, – привыкни к этому – всю мою жизнь на меня кто-то облизывается, и кому-то даже удается сделать это не вхолостую. Как тебе, например. Поэтому – либо ты принимаешь все как есть, либо давай расставаться, потому что ты начинаешь посягать на мою свободу. А я не терплю этого, Женя.
– Ты меня гонишь? – тихо спросил он, взяв за руку и сжав ее.
– Я не могу тебя выгнать, ты ведь сам сказал – мы с тобой повязаны. Но свою свободу я ценю очень высоко, и даже Малыш не смел покушаться на это.