— Ужас! — содрогнулась Алка. — Хорошо, что ты заметила эту дыру.
— Сникер-рс! Съел — и пор-рядок! — совершенно не к месту завопил Кеша.
— Кеша, средневековая архитектура плохо действует на твои умственные способности!
— Лекар-рство… вимпоцетин! — парировал оскорбленный попугай.
Осторожно обойдя колодец, дамы продолжили свое опасное путешествие. Коридор начал полого спускаться, затем спуск стал круче и постепенно превратился в достаточно крутую каменную лестницу. Надежда шла впереди, внимательно осматривая каждую ступеньку, Алка тащилась сзади, похрустывая сухарями.
— Опять лестница!
— Алка, не останавливайся! Спускаться — не подниматься. Мы же были наверху, на галерее, значит, должны идти вниз.
Лестница закончилась, и дамы оказались в небольшой квадратной комнате без окон и дверей. Дальше идти было некуда.
— А теперь что? — с интересом осведомилась Алка.
Надежда рассердилась и хотела было ответить, что она не Иван Сусанин и понятия не имеет, куда они зашли, как вдруг позади них и несколько вверху, то есть там, откуда они спустились, раздался звук, удивительно напоминающий звук закрывшейся двери. Надежда оттолкнула Алку и буквально взлетела по крутой каменной лестнице. Звук не обманул: там, откуда они спустились, там, где начиналась лестница и где следовало быть темному сырому коридору, была плотно закрытая, обитая железом дубовая дверь. Две немолодые авантюристки и говорящая птица были надежно заперты в плохо проветриваемом сыром подземелье.
Осознав этот факт, Надежда медленно спустилась вниз, осветила темную тесную камеру со своей старой подругой посредине и спросила безнадежным голосом:
— Алка, ты сухари еще не все успела сожрать?
— А что? — спросила Алка с набитым ртом.
— А то, что эти сухари — наша последняя пища в этой жизни. Нас заперли, выхода я не наблюдаю. Батареек в фонарике хватит часа на два… ну если экономить, то подольше. Сухарей… при твоем аппетите… Есть еще, конечно, Кеша… — закончила она задумчиво.
— Па-а-прошу! — возмущенно завопил-попугай. — Р-руки вверх!
— Да ладно тебе, я пошутила.
— Ты еще можешь шутить в такой критической ситуации?!
— Чувство юмора — это наше последнее оружие. Мы не должны терять его ни при каких обстоятельствах.
— Ну и чем оно тебе сейчас поможет, твое хваленое чувство юмора? Дверь откроет? Стену сломает? Накормит наконец?
— Ладно тебе, все про еду да про еду.
Мы же обедали совсем недавно.
— Да как мы там обедали… хозяин со своими саванами и привидениями так голову заморочил, что я к еде почти не притронулась. Если бы знала, что это последний мой обед… — Аллины глаза наполнились слезами, казалось, еще минута — и она зарыдает.