Роман вздохнул. Говоря по совести, он бы и сейчас с удовольствием напился, и именно «в зюзю». После «змеиных» водок, от которых осталась муть в голове и спазмы в пищеводе, ужасно хотелось опрокинуть стопку холодной «Московской». А за ней вторую, третью – и так до тех пор, пока все происходящее не станет казаться дурным сном. Тогда можно обвешаться взрывчаткой и с криком «банзай» врываться в пещеру.
Стукнули легкие двери. Кто-то вошел в дом. Роман по шагам понял: Ти.
Он закрыл глаза, решив притвориться, что крепко спит. Вдруг девушке что-то нужно взять в своей комнате? Не стоит ее смущать.
Ти вошла, бесшумно раздвинув шторы, остановилась на пороге. Роман уловил слабый запах, идущий от нее. Приятно пахнет. Полевым цветком. Как она умудряется среди этой первобытной обстановки, пронизанной рыбной вонью, выглядеть и пахнуть так хорошо?
Ти не двигалась, но и не уходила. Что за притча?
«Может, – подумал Роман, – она целится в меня из снайперской винтовки?»
Но подумал несерьезно. Его шестое чувство даже не шевельнулось.
Зато ворохнулось нечто другое, чему виной был этот волнующий запах.
Роман из-под руки посмотрел на Ти.
Она неподвижно стояла в изножье кровати и смотрела на него. На ее круглом личике застыло странное выражение. Как будто она чего-то очень хотела, но не знала, как свое хотение осуществить.
– Чего тебе, Ти? – негромко спросил Роман по-русски, отнимая от лица руку.
Она вздрогнула, уставилась на него мерцающими глазами.
– Parlez-vu franсe? – вдруг спросила она.
Говорила по-французски она ужасно, но грассировала, как истинная парижанка.
– Oui, – кивнул Роман, заинтригованный.
Будет занятно, если внучка сейчас начнет разоблачать деда. Иначе к чему эта таинственность?
Ти шагнула ближе, глаза ее разгорались.
На всякий случай Роман подтянул колени, оперся на локоть.
Что это у нее рука за спиной?
– Permets-moi aimer vous?[1] – жарко прошептала Ти.
Роман опешил. Нет, он, конечно, знал, что бывает неотразим. Но для этого нужен, как минимум, костюм от Версаче, столик на двоих, шампанское, свечи, атмосфера роскоши и неги… Ну, или скажем, размеченное квадратами сукно, легкая небритость, расстегнутый ворот сорочки, возбуждение, азарт, когда он в выигрыше и единолично царит за рулеткой. Но здесь, в этой лагерной обстановке, в мятой джинсе, перемазанной окопным черноземом, нелепо длинный на чужой куцей кровати – кому он такой нужен?
«Разве что девушка хочет заработать немного донгов на шпильки? – подумал Роман. – Но это как-то непедагогично. Или я что-то не так разобрал? Может, она имеет в виду любовь интернациональную?»