До батальонных тылов добрались при забрезжившей заре. Пока будили ездового, пока запрягали лошадь, пока укладывали в повозку Курицына, совсем рассвело. Свежо, росно. Поеживаясь, фельдшер сказал Сергею:
— Товарищ боец, возвращайтесь в роту.
— В роту успею, товарищ лейтенант. Я поеду с вами, помогу вам и в санчасти.
Санинструктор зевнул и сказал:
— Пускай едет, подсобит.
Повозка скрипела, колеса колеили слежавшуюся пыль проселка, лошадь подрагивала пегим крупом, взмахивала хвостом. Ездовой понуро дремал, намотав на кулак веревочные вожжи, и фельдшер с санинструктором дремали. Сергей держал у себя на коленях голову Курицына — лицо маленькое, худенькое, тонкая, цыплячья шея; на выбоинах подводу мотало, Курицын охал, и Сергей уговаривал:
— Потерпи, Ваня, осталось немного.
Немного. Недалеко. Вот на сосне фанерный указатель: «Хозяйство Шарлаповой». Указатель — стрела с красным крестиком у хвоста, а скоро должен быть указатель — прямоугольная дощечка. Там, в лесу, и будет хозяйство Шарлаповой: палатки с нашитыми поверху крестами. И в одной из этих палаток — Наташа. Девушка с синими глазами. Заглядишься…
За деревьями — брезентовые палатки на колышках. Ездовой пробудился, зачмокал, подергал вожжой. Лошадь свернула с проселка, колеса мягко покатили по умятой траве меж палатками.
— Приехали, — сказал фельдшер.
Повозка остановилась, из ближней палатки выглянула Шарлапова. Фельдшер, молодцевато спрыгнув, доложил ей, в чем дело.
— Несите, — сказала Шарлапова.
Сергей помог дюжему сивоусому санитару снять Курицына с повозки, на носилках отнести в палатку. Наташи там не было.
— Держись, Ваня, выздоравливай, — сказал он, пожал Курицыну слабую, детскую руку и вышел наружу.
В расположении санитарной роты было малолюдно. Ездовой, кинув лошади сена, поправлял на ней сбрую, попыхивал толстой, в два пальца, самокруткой; просеменила дивчина, румяная, в брезентовых сапожках, через плечо — санитарная сумка; проковылял легкораненый, его сопровождал санитар. Они препирались: «Товарищ ранбольной, убегать из санчасти — это фулиганство». — «Я здоровый, хочу в свое подразделение».
Сергей пошел вдоль палаток. Наташи не было. Не уехала ли куда-нибудь? Спросить бы у кого? Он откинул полог в одной палатке — она была пуста, в другой — пуста, в третьей — Наташа. За столиком разрезала ножницами марлю. Она сидела к нему вполоборота: острое склоненное плечо, короткая, под мальчика, не скрывающая розовое ухо прическа, ямочка на бледной щеке, припухлые губы. Она обернулась, посмотрела.
— Здравствуйте, — сказал он.
— Здравствуйте.