— Я точняком говорю: через год войне амба. Откуда знаю? Знаю! Год — и амба! Сразу нужно демобилизоваться и рвать когти на юг. Я лично рвану в Сочи либо в Грузию, на оседлость перейду, во как!
— Ха, доживи сперва, Жора, — сказал Афанасий Кузьмич. — Доживи, понял?
— Доживу! Я везучий!
Курицын заикал.
— Ты чего, курицын сын? — спросил Пощалыгин.
Курицын икал не переставая. Чибисов подал совет:
— Пугнуть надо, тогда прекратит.
Рубинчик возразил:
— Пугнуть — вредно для нервной системы. Лучше попить водички маленькими глотками.
Но Курицын уже не икал, а лепетал:
— Братцы, мутит меня, мутит…
Он приподнял голову — ни кровинки, даже губы побелели, лоб в испарине. К нему наклонился Сабиров:
— Что с тобой?
— Мутит, товарищ сержант… И рези… под ложечкой…
— Пошто заболел?
— Перекушал я, видать, товарищ сержант…
— Точняком, объелся, — сказал Пощалыгнн. — Молодо-зелено, закалки нету. Лапша его и пучит.
Сабиров сходил за санинструктором, привел заспанного дядьку. Санинструктор для чего-то поискал у Курицына пульс, зевнул и сказал:
— Отлежится.
— Может, фельдшера вызвать? — спросил Сабиров.
— К ночи-то беспокоить? Спать полагается. Отлежишься, парень?
— Отлежусь, — сказал Курицын, конфузясь, что из-за него столько хлопот.
Ночью ему сделалось хуже. Тошнило, выворачивало. Курицын вскрикивал, стонал от болей в животе. Лейтенант Соколов, коклюшно кашляя, от Чередовского дозвонился до батальонного фельдшера, поднял с постели. Расспросив и осмотрев Курицына, фельдшер встревожился:
— Как бы не было заворота кишок. Срочно эвакуируем в полковой медпункт. Товарищ лейтенант, выделите одного бойца в помощь.
— Кто пойдет? — спросил Соколов.
— Я, товарищ лейтенант! — И Сергей резво соскочил с пар.
— Пахомцев? Ты ж после наряда, устал.
— Ничего, товарищ лейтенант. Я одеваюсь.
Пощалыгин подмигнул:
— Сориентировался, Сергуня?
«Это верно — сориентировался. Полковой медпункт. Попаду туда — увижу Наташу. Зачем? Не знаю. Просто хочу увидеть. Погляжу на нее — и все».
— Учти, Сергуня, поставит она тебя по стойке «смирно». Она как-никак старшинские лычки носит, а ты рядовой!
Сергей махнул рукой: не мели. И подумал, что не худо б побриться, так он был бы симпатичней.
Санинструктор и Сергей взяли Курицына под руки, повели. Курицын обессиленно переставлял ноги, постанывал. Сергей его уговаривал:
— Потерпи, Ваня, потерпи.
Уговаривал, а сам в это время думал о Наташе. Не о товарище, которому плохо, а о Наташе. Помощь товарищу — это всего-навсего предлог, чтобы повидаться с понравившейся девушкой? Хорош ты, моралист Сергей Пахомцев. Всех судишь по крупному счету, а себя? И себя сужу: товарищу помогаю, но хочу видеть Наташу. И хватит! Вечно эти интеллигентские самокопания. Ничего тут особенного нет: хочу видеть Наташу — и увижу. Как они встретятся, что скажут друг другу? А что они могут сказать друг другу, чужие, считай, незнакомые люди?