— Вот этот вот нахальный сосунок — он теперь наш, только наш! Вы поняли меня? А то, что было раньше, то… Ну, в общем так: кто будет зря болтать, тот после очень пожалеет! А ты… Эй, Рыжий, слышишь? Ты — наш сородич, рык. Хват — твой отец! Понятно?
Ты кивнул… И вдруг спросил:
— А мама? А где моя мама?
— Р-ра! — заревел Вожак. — Я все сказал. Иди!
И Хват сказал:
— Пойдем, сынок, не спорь.
И ты пошел за Хватом.
Хват жил один в последнем справа логове. Вот он привел тебя туда, лег и прижал тебя к себе. Немного подождав, тихо спросил:
— Тепло?
Было тепло. Но страшно. Ты снова заскулил, стал спрашивать, где мама.
— Придет, — ответил Хват. — Когда-нибудь. Да ты не плачь! Ведь я с тобой. Я — твой отец, — и тут он принялся вылизывать тебя. И напевать. И обещать, что скоро потеплеет, сойдет снег, ты вырастешь и станешь сильным, смелым…
Пришла весна. Ты немного подрос. Хват водил тебя по Лесу, учил брать след, лежать в засаде, петь гимны, обходиться без еды, лечиться травами, спасаться от огня… А после как-то раз он вдруг спросил:
— Кто я?
— Как кто? — не понял ты.
— Ну… кто я для тебя?
— Отец, — ответил ты. — А кто же еще?
Хват усмехнулся, помолчал, потом тихо — и явно с опаской — спросил:
— Но ты ведь слышал, что они болтают?
— Да, слышал, — сказал ты и весь похолодел, — но я им не верю. Ты мой отец. Мать не пришла с Тропы. Она была красивая и добрая… — и замолчал; ты очень волновался.
А он тогда опять, теперь уже настойчиво, спросил:
— А больше ничего не помнишь? Ну, отвечай! Чего же ты?
И ты… сказал:
— Мать говорила, что отца убили. Но ты ведь жив!
— Да, — тихо сказал Хват, — да, жив. Но я — это второй твой отец. А был еще и первый…
Вверху шел дождь. Дождь — это хорошо, дождь поит Лес, дождь помогает… Р-ра! А ты, уже едва ли не в слезах, подумал: так неужели правда то, когда они болтают, что ты здесь, в Выселках, чужак, что полукровка, что…
— Нет, — сказал Хват, будто почуял твои мысли, — ты не бойся. Тот, первый твой отец, был чистокровный рык. Но преступил Закон… После оправдался кровью. Его потом с почетом унесли. А мать действительно погибла на охоте. Вот я и взял тебя к себе. Теперь ты мне как сын. Нет, просто сын!
И так оно и было. Вы вместе с ним охотились и вместе голодали, и на Совете выступали заодин. И потому когда через два года пришел тот страшный день, когда Хват лег и приказал, чтоб все сошлись, и все сошлись и, помолчав, и посмотрев, как оно есть, стали уже говорить, что надо бы это кончать… Ты не сдержался и заплакал. Все засмеялись и заулюлюкали, и обступили вас, и начали выкрикивать позорные слова и костерить тебя, а ты, не в силах отвечать, молчал…