– Что-нибудь обнаружили?
– Ничего существенного. Я расспросил нескольких уличных девиц, которые попались мне навстречу. Ночью в этом квартале все выглядит иначе, чем днем. Мне особенно хотелось выяснить, не заметил ли кто-нибудь из них подозрительных хождений туда-сюда вблизи кафе в пятницу вечером и не слышал ли чего.
– Что-нибудь узнали?
– Не бог весть что. От одной женщины я все-таки узнал кое-что новое, только не успел еще это проверить.
Она сказала, что у жены Каласа есть другой любовник, человек средних лет, рыжий, который не то живет, не то работает в этом квартале. По правде говоря, особа, рассказавшая мне об этом, страшно зла на хозяйку бара за то, что она наносит ущерб подругам по ремеслу. «Если бы она еще брала деньги, – сказала мне эта девица, – никто не стал бы ее осуждать. Но с нею все обходится даром. В случае необходимости мужчины знают, куда обращаться. Надо только подождать, чтобы отвернулся хозяин. Я, конечно, сама не видела, но все говорят, что она никому не отказывает».
Комельо только горестно вздыхал, слушая все эти откровения.
– Действуйте, как считаете нужным, Мегрэ. Мне лично все кажется вполне ясным. С подобными людьми незачем слишком церемониться.
– Сейчас я снова иду туда, – закончил Мегрэ. – Мне надо также увидеть ее дочь. Наконец, я надеюсь получить кое-какие сведения от медсестер, которые присутствовали при операции аппендицита Каласу.
В этой операции была одна любопытная деталь. Накануне вечером, когда Мегрэ бродил по кварталу, он заглянул на минуту в бистро. Г-жа Калас дремала, сидя на стуле, четверо клиентов играли в карты. Мегрэ спросил у нее, в какой больнице оперировали ее мужа.
Насколько Мегрэ было известно, Калас был крепким мужчиной, его трудно было представить мнительным неженкой, трясущимся над своим здоровьем. Ему нужна была самая обычная операция, не тяжелая и не рискованная. Так вот, вместо того чтобы обратиться в городскую больницу, Калас истратил значительную сумму на частную клинику в Вильжюифе. Причем это была не просто частная клиника. Ее содержали монахини, работавшие там медсестрами.
Сейчас там находился Лапуэнт, который должен был вскоре позвонить комиссару.
– Никакой снисходительности, Мегрэ! – отчеканил Комельо, когда комиссар шел к двери.
Дело было совсем не в снисходительности. Дело было и не в жалости, но разве это объяснишь такому вот Комельо? С каждой минутой Мегрэ все больше погружался в мир, столь непохожий на повседневный, что комиссар продвигался там как бы ощупью. Существовала ли какая-либо связь между маленьким баром на набережной Вальми и телом, брошенным в канал Сен-Мартен? Это было возможно, как возможно было и простое совпадение.