— А тебе не скучно сидеть одному взаперти целый месяц?
— Скучно.
— Что же ты делаешь целыми днями?
— Ничего. Читаю… Вырезаю из кусочков дерева маленькие кораблики и человечков…
Вокруг него на кровати лежало с дюжину таких человечков. Некоторые из них были очень забавные.
— Ты никогда не подходишь к окну?
— Я не должен этого делать.
— Из-за боязни, как бы не узнали, что ты можешь ходить?
Он честно ответил:
— Да. — Потом спросил: — Вы расскажете об этом страховому агенту?
— Это меня не касается.
Наступило молчание. Мегрэ повернулся и внимательно осмотрел задние фасады домов и школьный двор.
— Во время перемен ты, наверно, смотришь в окно?
— Да. И часто.
Как раз напротив, по другую сторону сада, виднелись окна дома Леони Бирар.
— Она когда-нибудь видела тебя у окна?
— Да. — Мальчик помрачнел, опять помолчал, но теперь он уже знал, что надо сказать. — Она еще раньше строила мне рожи.
— Высовывала язык?
— Ну да… А после того происшествия еще сильнее стала дразнить меня, показывая подкову.
— Почему?
— Ну… пусть, мол, знает, что она может все рассказать.
— Но, однако, она этого не сделала.
— Угу.
Все это выглядело так, будто старая почтальонша была одного возраста с мальчишками, — с теми самыми мальчишками, с которыми она ссорилась и которые вечно ее дразнили. Она кричала, угрожала, показывала им язык.
Она явно намекала, что может доставить Жозефу массу неприятностей.
— Ты ее боялся?
— Да. Моим родителям очень нужны деньги.
— Они знают об этой истории с подковой?
— Отец знает.
— Ты сам ему рассказал?
— Он догадался, что я что-то утаиваю, и мне пришлось сказать ему всю правду.
— Он ругал тебя?
— Посоветовал мне молчать.
— Сколько раз Леони Бирар показывала тебе из окна подкову?
— Наверно, раз двадцать. Она делала это всякий раз, когда видела меня.
Как и утром, когда он разговаривал с Жан-Полем, Мегрэ медленно раскуривал трубку, стараясь всячески расположить к себе мальчика. Казалось, будто он не придал ни малейшего значения этой пустяковой истории. И, видя его наивный взгляд, его невозмутимое спокойствие, чуть ли не равнодушие, мальчик испытывал такое чувство, словно он беседует со своим приятелем.
— А что сказал тебе Марсель сегодня, когда был у тебя?
— Что если его спросят еще раз, то ему придется сказать правду.
— Почему? Он испугался?
— Он ходил на исповедь. Ну а кроме того, на него, наверно, подействовали похороны.
— Он скажет, что видел тебя у окна, до того как перешел к окну напротив?
— А откуда вы об этом знаете? Вот видите! В этом доме все идет не так, как у людей. Другие вытворяют еще и не такие вещи, а им все сходит с рук! А у нас все наоборот.