«1. Прохоров Дмитрий Васильевич, инженер.
2. Шутов Петя, радиомеханик.
3. Давыдюк Викентий Гаврилович, настройщик электронной аппаратуры.
4. Шацкая Елизавета Марковна, инженер-конструктор.
5. Иванов Геннадий Иванович, фрезеровщик.
6. Горжецкий Эдуард Венедиктович, давильшик.
7. Порецкая Шура, лаборантка».
— Мало, — сказал я. — Это все?
— В принципе — да.
— А вот Шура Порецкая, она же всего полгода как тут работает…
— Познакомились уже? Быстро. Не теряешь, значит, минут дорогих, — он одобрительно сощурился. — Правильно. Действуй.
— Вы мне, пожалуйста, не тыкайте! — сказал я зло. — Мы на брудершафт не пили. — И, увидев его искреннее удивление, пояснил доверительно:- Знаете, я много поездил. Всякое бывало. Другой раз не успеешь домой вернуться, а уже впереди тебя телега летит. Может, и не было ничего, а поди потом доказывай, что ты не верблюд.
Капитанов раздавил окурок в пепельнице, скучающе взглянул на оконную решетку. Неожиданным откровением я нанес последний штрих на свой портрет командировочного хорька и стал ему противен. Что ж, я готов был уважать его за эту подчеркнутую мгновенную неприязнь, если только он сам, разработчик узла, чист. А на этот счет как раз у меня были сомнения.
— Эх! — сказал я. — Придется теперь ходить, мозолить глаза, отрывать людей от дела. Самое паскудное занятие.
— Вы и не ходите, — добродушно посоветовал Капитанов. — Составьте отчет по документации и валяйтесь себе на пляже. Разницы никакой не будет.
— Да? — я обрадованно вскинул голову, почесал в затылке. — Конечно… неудобно как-то. Задание все же, взялся за гуж, так сказать. Владимир Захарович, а вы не могли бы выделить мне Шуру в сопровождающие. Чтобы она показала, где кто работает. Проводила, что ли… Сам-то я разве пойму?
— Именно Шуру?
Я выдержал его взгляд стойко.
Он встал, обогнул меня с осторожностью, точно боялся задеть, толкнул дверь, крикнул: «Шутов, позови норецкую ко мне. Быстренько!»
— Шутов — это который в списке?
— В списке, в списке.
С каждым моим словом он проникался ко мне все большей неприязнью.
Шура влетела запыхавшаяся, раскрасневшаяся.
— Фу, как надымили! Вы же бросили, Владимир Захарович. Все знают, вы бросили. Нельзя же в такой комнате сидеть. Прямо душегубка.
Вот, Шура, поможешь товарищу. Проводишь, к кому он попросит. Ясно?
Ясно, Владимир Захарович.
Как у тебя, кстати, с институтом, все забываю спросить.
— Вызов жду.
— На вечерний?
— Как вы посоветовали, Владимир Захарович.
Я вашей воле не ослушница.
Нет, не простая эта простушка, ишь, какие головешки подкидывает под своего начальника, и глазами ест, как ефрейтор генерала, и ножками в туфельках иереступает, точно пол под ней раскачивается. И утомленный моей персоной Капитанов отмяк, подернулся мечтательной рябью. Взгляд его успокоился на ее сероглазом личике, слух вкушал мелодичные девичьи переливы и позвякивания. Скрывать он ничего не умел — Капитанов Владимир Захарович, в любую секунду был открыт, как мишень.