С каждой минутой он дышал труднее. Холодный пот выступил у него на лбу. Силы уходили, а издали доносились угрозы отставшего цыгана.
С последними искрами сознания Орля, судорожно вцепившись в Ахилла, влетел на двор усадьбы. На крыльце стояли ее хозяйка и гости, взволнованные и встревоженные долгим отсутствием Орли.
— Вот он! Шура! Шура и… Ахилл! Смотрите! Смотрите! — вскричал, первым узнав его, Счастливчик, кидаясь ему навстречу.
— Но он весь в крови! Он ранен! Шура! Шура! Откуда ты? Что с тобою?
Чьи-то быстрые руки схватили за повод лошадь. Другие протянулись к мальчику и сняли его с седла. Бережно подняли его, понесли на крыльцо.
Весь залитый кровью, белый, как его рубашка, мальчик с усилием поднял голову, обвел всех помутившимися глазами, произнес коснеющим языком:
— Я не хотел оставаться… неблагодарным… и должен был искупить свою вину… и… и… возвращаю Кирушке его Ахилла…
Тяжелый стон вырвался из его груди, а минуту спустя он потерял сознание.
К счастью, рана Орли оказалась неопасной, хотя мальчик лишился чувств вследствие потери крови. Приглашенный в тот же вечер из уездного города доктор подтвердил это. Рану забинтовали, Орлю положили в постель, напоили лекарством и всю ночь поочередно дежурили у его кровати. А к утру он уже чувствовал себя настолько хорошо, что пожелал встать. Его, однако, не пустили и целую неделю продержали в постели. А вокруг него в эту неделю теснились милые, ласковые лица, ухаживая за ним, заботясь о нем, наперерыв угождая ему, спеша удовлетворить каждое его желание.
И впервые почувствовал маленький цыганенок, что жизнь прекрасна и что у него есть родные, семья и друзья.
* * *
В день отъезда Раевых Натали с Галей-Верочкой и Орлей-Шурой приехали проводить их на станцию.
— А скоро и мы за вами переберемся, — говорила Натали, сияя теперь уже не прежними печальными, а счастливыми глазами, — Шуру надо серьезно готовить в гимназию в Петербурге, а Верочке подыскать учительницу-гувернантку.
— Я уже умею читать малость, Ляля научила! — буркнул, по привычке под нос, застенчиво Орля и потупился.
— Ан не очень-то! — подразнил его, смеясь, Счастливчик. — Прочтешь, что я написал сегодня тебе? Ну-ка, попробуй?
— Мне?
Цыганенок поднял загоревшиеся любопытством глаза.
— Вот чудно-то! Мне написал! Зачем же?
Робким движением мальчик протянул руку и взял из рук Киры небольшой конверт.
Неловкими пальцами он вскрыл его, вынул из него четырехугольный лист, бумаги и, смущенно держа его перед глазами, прочел:
— «Милый наш Шура! Мы все любим тебя, как родного… А я крепче всех… И прошу тебя принять от меня Ахилла. Он твой. Ты заслужил его. Твой друг Счастливчик».