Откуда?
И откуда я это еду?
И когда я успел переодеться?
И — о Боже! — Серёга с Костей, ведь это был только сон?
И почему у меня ботинки и брюки снизу забрызганы чем-то бурым?
Раскидай мерно покачивался на руке. За окном появился чёрный незнакомец. Он летел рядом с поездом, и его плащ развевался, точно сатанинские крылья.
— На днях мы обязательно съездим в Павловск, сынок! — сказал он.
— Мы обязательно съездим, — повторил я. — В Павловск.
— Медленно скачешь, Консервная Банка, — прошипел он сквозь стекло. — Помнишь, как хрустнули его рёбрышки?
Резинка лопнула, и раскидай упал на заплёванный пол.
— ГОБЛИ—И–И—ИННН!!!!!
Мой крик распорол тишину вагонов, оглушая людей, разбивая окна и ломая скамейки. Чёрный ураган бушевал в моей голове, бьющейся об шершавую зелёную стену. Я закрыл руками лицо, и кровь брызнула из-под ногтей.
— ГОБЛИ—И–И—И–ИННННН!!!!!!
Двери распахнулись, и я выпрыгнул на платформу. Она была пустынной, и по ней змеился ветер.
Но может ли это быть?
Разве мог я в моём состоянии спокойно заявиться домой, забрать сына и уехать с ним в Павловск? Разве мать отпустила бы его со мной? Разве милиция не ждёт меня дома?
Абсолютно ни на что не надеясь, я нашёл в кармане монетку в пятнадцать копеек, вошёл в телефонную будку и набрал номер. Долго никто не подходил, затем трубку взяла Бабушка.
— Але, — сказала она, — Игорь, ты?
— Папа? — донеслось из трубки. — Мама, там папа!
— Не кричи, — сказала Бабушка. — Ну, кто это? Говорите!
У меня перехватило дыхание.
— Чтоб ты сдох! — в сердцах сказала Бабушка и дала отбой. А я всё стоял, прижимая трубку к уху и не в силах пошевелиться. Меня буквально рвало слезами.
Чёрный человек похлопал меня по плечу.
— Какая разница, с чьим сыном ты погулял в Павловске? — спросил он.
Будка рванулась в небо, точно ракета. Правая рука скользнула по замёрзшему стеклу, оставляя за собой пять розовых следов.
— Пойдём, — сказал чёрный человек, разворачивая свой огромный плащ.
Холодное дыханье
Отравленного Стикса…
На подвесном мосту
Клубится сизый дым.
Моё предначертанье —
Мне суждено дымиться
На проклятом посту
Вечным часовым.
Я ликовал. Мускулы распирала приятная тяжесть. Ноги едва передвигались, и это было прекрасно. Перед глазами мелькали разноцветные огни, но для меня они были праздничным фейерверком. Смертельная усталость казалась восхитительной.
— Что это? — спросил я сам себя. И сам ответил:
— Это победа.
В самом деле, сражение оказалось намного более трудным, чем я полагал. Но тем приятнее успех, и тем весомее трофеи! Время снова обрело свой обычный облик. Я снова замечал секунды — они бороздили лицо колючим снегопадом. Я ходил. Я видел. Я дышал. Я наслаждался свободой. Я привыкал к своему новому телу. Конечно, оно оказалось не ахти. Моё старое было куда крепче и здоровее. Зато это было моложе.