— Вот еще нежности! Ведь у тебя собаки здоровы?
— Да, это так, только не наше дело! Пусть ловчие там как знают.[20]
На другой день утро мы провели в манеже, где часа три продолжалась выводка лошадей, потом по-прежнему отправились в дом к обеду, в часу в четвертом после обеда уехали на псарный двор смотреть гончих; для меня, собственно, интереснее было взглянуть на личность алеевского ловчего Феопена.
Околесив страшного размера господское гумно, мы спустились к мостику, где, на омытом речкой с трех сторон бугре, был устроен псарный двор.
— Где Феопен? — спросил Алеев у выжлятника Пашки, попавшегося к нам навстречу.
— Ушел в проводку.
— Вот те раз! Приехали, а смотреть не на что. Феопен-то стаю увел. Да скоро ли он вернется?
— Запарка готова, — отвечал Пашка. — Сейчас станем кормить.
От безделья я занялся рассматриванием местности; направо поле высоким гребнем тянулось над рекой вдаль и заканчивалось у села Никольского; налево, в версте от нас, у сельца Воскресенского, над берегом той же реки шумела красивая ольховая роща; кругом были луга, а сзади — Братовка.
— А вот и он! — сказал Атукаев, указывая по направлению к роще.
И точно, Феопен, незаметно для нас, подошел берегом реки к мостику; на нем был помятый картуз, синя поддевка и длинные, выше колен, сапоги. Под мышкой он держал арапник, а за спиной у него висел большой длинный рог.
— Это он. Да где же стая? — спросили разом Стерлядкин и Бацов.
— Верно, бросил где-нибудь в поле, — отвечал Алеев. Между тем Феопен, увидя наш экипаж, подошел к кучеру, понюхал табаку, спросил что-то и той же медленной стопой подошел к нам и снял шапку.
— Здравствуй, Феопен! — крикнули граф и Бацов.
— Здравия желаю… изволили прибыть… вот и хорошо!.. — Феопен наклонился к корыту и опробовал рукой налитую в нем запарку.
— Где же твоя стая? — спросил граф.
— Да вон… шишкинских гусей стерегут. Давай сухари! — прибавил он, обратясь к Пашке.
Граф, Бацов и прочие охотники в недоумении глядели друг на друга. Гораздо после я уразумел значение этой переглядки. Было отчего разинуть рот любому охотнику: ловчий уводит несомкнутую стаю за версту, за две, то есть туда, откуда слышен рог, в лес, в поле, в луга, где ходят гуси, пасутся овцы, мычат телята; крикнет он собакам: «Стай-сь!» — и стая скучилась, сжалась, уселась и глядит, поднявши головы, как, понюхивая табачок, ее пестун бредет один до дому, и когда-то ему вздумается позвать в рог своих послушных деток?.. Сидят собаки, не шевелятся, ждут, а вокруг них столько жирных, лакомых блюд!.. Там гусыня гогочет к стаду, тут мычит телок… Да! Спросите у любого ловчего о подобной проделке, и он станет клясться, божиться, что тут действует не человечья, а нечистая сила, а между тем у ловчего Феопена это дело будничное, урядовое; это его азбука — склады увидим после…