Здесь.
Отныне и навеки.
Салон автомобиля наполнился слабым, невыразительным светом. Талисман мерцал… но его мерцание было тусклым, как умирающий костер.
Ричард медленно повернулся к Джеку. Его лицо было измученным и испуганным. К груди он прижимал книгу Карла Сагана «Мозг Брока», как будто она была чем-то хрупким и могла разбиться.
«Талисман Ричарда», — подумал Джек и улыбнулся.
— Джек, ты хочешь…
— Нет, — сказал Джек. — Подожди в машине, пока я не позову тебя.
Он открыл дверцу, собираясь выйти, потом оглянулся на Ричарда. Бледный и усталый, тот выглядел жалким.
Не задумываясь о том, что делает, Джек откинулся назад и поцеловал Ричарда в щеку… Ричард обвил руками шею Джека и на мгновение крепко прижался к нему. Потом он отпустил его. Оба при этом не проронили ни звука.
21 декабря мальчик по имени Джек Сойер стоял у кромки воды, сжимая в руках Талисман и смотрел на ночную громаду Атлантического океана. Именно в этот день ему исполнилось тринадцать лет, но он об этом не вспомнил. Он стоял, думая о своей матери. Собирается ли она включать в своей комнате свет? Он надеялся, что да.
Джек не сводил глаз с мерцающего Талисмана.
Лили тянулась изможденной, иссохшей рукой к выключателю. Она нащупала его и включила. Тот, кто увидел бы ее в тот момент, отвернулся бы. В последнюю неделю рак развивался все стремительнее, она весила сейчас не более семидесяти восьми фунтов. Скулы обтягивала похожая на пергамент кожа; коричневые круги под глазами стали почти черными, а сами глаза ввалились внутрь. Грудь исчезла. Руки выглядели бесплотными.
Но это было не все. В последнюю неделю у нее началась пневмония.
В ее ослабленном состоянии она, конечно, была первым кандидатом на любое респираторное заболевание, но здесь свою роль сыграли разные обстоятельства.
Некоторое время назад батареи в гостинице перестали работать. Она не могла наверняка сказать, как давно, потому что время для нее перестало существовать. Но с этого момента гостиница стала ледяным домом. Могилой, в которой она умирала.
Все это произошло тогда, когда она разбила рукой стекло, прогоняя чайку, похожую на Слоута. Очевидно, Слоут проделал еще и эту штуку. Все ушли. Все. Не осталось сиделок. Не осталось дежурного клерка внизу. Слоут засунул их всех в карман и унес отсюда.
Четыре дня назад — когда она не нашла в комнате ничего, что можно было бы съесть — она сползла с постели и медленно направилась к лифту. Она захватила с собой стул, используя его как опору при ходьбе, и одновременно для отдыха. Коридор длиной сорок футов она преодолела за сорок минут.