«Я не могу сказать… Не могу сказать, что тебе нужно делать».
«Он хотел вывести меня отсюда, потому что боится, что нас поймают, — подумал Джек. — Но дело не только в этом. Он боится меня. Боится из-за…»
— Пошли, — сказал Капитан. — Ради Джейсона, пошли.
— Ради кого? — глупо переспросил Джек, но Капитан уже вел его по коридорам — влево, еще раз влево, и еще раз влево.
— Мы шли не этой дорогой, — удивился Джек.
— Не стоит снова проходить мимо парней, которые нас уже видели, — бросил в ответ Капитан. — Это люди Моргана. Ты видел высокого?
— Да. — Джек вспомнил улыбку и глаза, которые оставались холодными. Другие выглядели помягче. Этот же производил впечатление жестокого человека. И выглядел не вполне нормальным. И еще: он был чем-то знаком мальчику.
— Осмонд, — пояснил Капитан, сворачивая на этот раз направо.
Усиливался запах сырого мяса, воздух переполнился им. Джеку безумно захотелось есть, во рту скопилась слюна.
— Осмонд — это правая рука Моргана, — добавил Капитан. — Он видит слишком многое, и мне не хотелось бы, чтобы он дважды видел тебя, мальчик.
— Что вы имеете в виду?
— Т-с-с-с! — он почти грубо схватил Джека за плечо. Они увидели домотканую занавеску, висящую на двери. Мальчику это напомнило театральный занавес. — Теперь плачь, — прошептал ему Капитан прямо в ухо.
Он отдернул занавес и втолкнул Джека в кухню, переполненную самыми разнообразными ароматами (среди них доминировал уже знакомый запах мяса). Мальчик оробел в этой непривычной обстановке. Его окружали женщины в белых колпаках и передниках. Все они дружно уставились на него и Капитана.
— И чтобы больше никогда! — прорычал Капитан, встряхнув его, как удав кролика… Одновременно они продолжали двигаться через большое помещение к двери в задней стене. — Чтобы больше никогда, слышишь? Если ты еще раз нарушишь свой долг, я сниму с тебя шкуру, как кожуру с картошки!
И тихо прошептал мальчику.
— Они все запомнят и обо всем расскажут. Плачь же, черт тебя побери!
Пока Капитан тащил его за руку через кухню, Джеку вдруг необычайно отчетливо представилась его мать, лежащая в гробу в белом платье. На ней были золотые сережки, подаренные им два года назад на Рождество. Потом лицо ее стало изменяться. Подбородок округлился, нос принял классическую форму. Волосы стали светлее и гуще. Теперь это была Лаура де Луизиан, и хотя гроб, в котором она лежала, был по размерам не больше обыкновенного, он казался огромным и тяжелым — гроб времен викингов. Это была Лаура де Луизиан, Королева Территорий, но воображение упрямо рисовало белое платье его матери и золотые серьги, которые дядя Томми помог ему купить в магазине на Беверли-Хиллз. Из глаз Джека покатились горячие слезы — не поддельные, а настоящие. Он оплакивал не только свою мать, а обеих умирающих женщин, разрушаемых невидимой глазу силой, которая прекратит действовать только тогда, когда обе умрут.