Ритм дыхания становится реже и заметно ровнее, но я загоняю подальше все бесстрастные мысли, оставляя на поверхности спокойную и уверенную нежность. Это трудно. Очень. Но для меня все-таки неизмеримо легче, чем говорить то же самое вслух.
Ты мне очень дорога, девочка. Но себе ты должна быть еще дороже. Не забывай об этом.
«Не буду…»
Веки опускаются, как занавес, и сознание Евы, отыграв предписанную роль, уходит со сцены. Полусон, полуобморок. Что ж, пожалуй, наилучший вариант: в таких случаях пользоваться медикаментами довольно опасно. Теперь нужно устроить девочку поудобнее, например, где-нибудь…
— На втором этаже, — подсказывает леди Оливия, с которой я, повернув голову, встречаюсь взглядом. — И не забудьте повесить на входную дверь табличку. Сегодня салон работать не будет.
***
— И как скоро нам следует ожидать визита полиции, мистер Стоун?
Дайте-ка подумать. Новость прошла по всем местным каналам четверть часа назад. Примерно в это же время или чуть раньше в полицию поступило сообщение о происшедшем, стало быть…
— Вам не помешало бы взять несколько уроков актерского мастерства, мистер Стоун. Если хотите, я порекомендую опытного наставника.
Актерское мастерство? О чем она говорит?
Леди ван дер Хаазен укоризненно качнула головой:
— Не хмурьтесь так сильно, а то морщины на лбу станут еще глубже. Я ценю вашу искренность и открытость, но право, их могло бы быть поменьше.
— Простите, миледи, я не совсем понимаю, о чем идет речь.
Хозяйка строго улыбнулась уголками губ и подошла к окну, занимая в окружении тюлевых складок позицию, весьма удобную для незаметного наблюдения за происходящим на улице.
— Вы не умеете или не желаете скрывать свои чувства. В ответ на мой вопрос следовало или удивиться или, в крайнем случае, поинтересоваться, почему я упомянула полицию. А что сделали вы?
Хм. Я…
— Вы начали считать. В уме. Но не потрудились попытаться скрыть внезапно возникшую сосредоточенность. Какой вывод следует из ситуации? Вы наследили достаточно, чтобы привлечь интерес властей. А теперь все же расскажите, что именно произошло вчера в ресторане.
Разумеется, она права. Во всем. Почти. Забыла только одну несущественную с ее точки зрения деталь. Я не хочу скрывать свои чувства. Зачем? Таинственность так плотно прилегает к откровенной лжи, что временами их невозможно разделить. А лгать мне не интересно. Если я не врал даже в детстве, чтобы избежать наказания или получить незаслуженное поощрение, то став взрослее, окончательно отказался от напряжения фантазии с целью ввода окружающих в заблуждение. Единственное, что себе могу позволить — промолчать. Но получается, что мое молчание оказывается едва ли не красноречивее любых слов, как верно подметила леди Оливия.