– Да, он… – Она откашлялась. – Он был здесь несколько минут назад. – И после паузы добавила: – Он сказал, чтобы я пошла с ним завтра погулять.
– Ну и хорошо. – Лено Никколи повернулся, чтобы уйти опять к себе в спальню. – Значит, пойдешь погуляешь, – бросил он через плечо. Он старался не смотреть на дочь: ее робкий взгляд и кроткий вид наводили на него тоску. Он захлопнул за собой дверь, и лестница погрузилась во тьму. Франческа вернулась в лавку. Прислонившись к прилавку, чтобы не упасть, она закрыла глаза. Ей было противно думать о Монделло, но страх перед отцом был сильнее всех других чувств.
В пять часов еще стояла дневная теплынь. Направляясь через площадь к кафе, что напротив церкви, Лено Никколи чувствовал спиной горячие лучи послеполуденного солнца; глаза слепили отблески солнца на каменных плитах. Рано наступившая жара не доставляла ему радости – и так голова раскалывалась с похмелья. Лено молча прошел мимо компании, рассевшейся на солнцепеке, вошел в кафе и сразу двинулся к стойке. Ужасно хотелось промочить горло.
– Лено! – без особого энтузиазма окликнул его хозяин. Никколи тут не слишком привечали, но ему было на это наплевать.
– Бутылочку бренди, пожалуйста.
Хозяин покачал головой.
– Извини, Лено, я тебя обслуживать не буду. – С этими словами он не торопясь отошел. От этого Лено Никколи одни неприятности. Жуткий тип.
Лено передернул плечом, вытащил из кармана пачку денег и бросил на стойку.
– Сколько я тебе задолжал, Маротта?
Бармен с интересом оглянулся.
– Сто двадцать тысяч лир. – Он не отрывал глаз от лежащих на стойке купюр, будто опасаясь, что они в любой момент могут исчезнуть. – Это твои, Никколи?
Лено кивнул. Он взял из пачки несколько бумажек и пододвинул их бармену.
– Бутылку бренди, пожалуйста.
Лено отошел от стойки и сел за боковой столик. Ну вот он и расплатился, теперь можно опять пить в долг. И некоторое время к нему будут относиться с уважением.
Наслаждаясь минутами покоя, Франческа сидела у открытого окна, слушая уличный гул, который так приятно наполнял однообразную тишину ее жизни. Последний луч солнца тонкой полоской лег на деревянный пол. Его тепло уютно согревало убогую унылую комнату.
На коленях у девушки лежала синяя коробочка, перевязанная белой лентой. Руки Франчески нежно теребили простенькую вещицу словно нечто драгоценное. Она открыла крышку. В этой шкатулке было собрано все, что осталось от покойной матери.
Несколько выцветших черно-белых фотографий, письмецо, карандашный рисунок, сделанный отцом, – портрет ее матери. Для Франчески все это было бесценно. Взяв в руки портрет, она долго всматривалась в дорогие черты, в это лицо, освещенное светом великой любви. Франческа прочла надпись, которую знала наизусть: «Элизабет – в день рождения нашей любимой дочурки Франчески. С любовью к вам обеим – Лено».