— Тем, кто жил раньше?
— Дневник может и написан на латыни, но свиток-то создавали во времена Иисуса, он должен быть составлен на древнееврейском!
— Или на арамейском. Справа налево… — тихо добавила Сабби.
— Точно. Мы подбирали ноты не в той последовательности.
Гил уселся на скамью и подождал Сабби, пока та занимала свое место у труб.
— Качай! — велел он.
Его ум был ясен и сосредоточен. Он припомнил всю комбинацию нот, чтобы чего-нибудь не упустить при перестановке, после чего повторил затверженное, но уже в перевернутом виде. Справа налево — как пишут евреи, сохранив верность манере письма тех, кто жил много раньше Элиаса.
Ничего не происходило, пока он не добрался до шестой ноты комбинации. В тишине раздался резкий скрежещущий звук, затем он сменился громким лязгом, который наполнил часовню. Колеса, приспособления, противовесы, пребывавшие в неподвижности почти десять веков, со скрипом пришли в движение.
Алтарь зашатался. Библия поползла к его краю, как и большой крест, лежавший с ней рядом. Гил вскочил с органной скамьи и, светя себе фонариком, привязанным к голове, подхватил одной рукой крест, покрытый изумительной гравировкой, а другой Библию. Боль пронзила раненую ладонь и метнулась к плечу. Покров алтаря соскользнул ему под ноги, он подхватил его здоровой рукой, и как раз вовремя, чтобы успеть отскочить от надвигавшейся на него тяжелой плиты.
Сабби шагнула к нему и осветила своим фонариком пол у него под ногами. Большое темное прямоугольное отверстие зияло там, где мгновение назад располагалась каменная плита. Она наклонилась, чтобы вглядеться. Свет ее фонарика выхватил из тьмы каменную лестницу, уходящую в подземелье. Они стояли рядом, пытаясь раздвинуть взорами тьму за пределами световых пятен. Плита резко остановилась.
Гил медленно положил на снова обретший недвижность алтарь Библию и крест, потом снял с головы фонарик. Осторожно направляя его луч раненой рукой и сжимая здоровой руку Сабби, он начал спускаться в темный провал, который почти тысячу лет ожидал этого мига.
Несколькими минутами позже
Алтарь часовни
Гил двинулся вниз, в подземелье. В ноздри вошел запах плесени. Луч его фонарика моргнул и начал тускнеть. Теперь он едва освещал пару футов пространства. Основная часть лестницы оставалась во тьме. На восьмой ступени он добрался до пола, выпрямился и внезапно стукнулся головой о потолок. Удар был неожиданным, сильным. Грубый влажный камень рассек кожу макушки, резкая боль отдалась в шею и плечи. Гил инстинктивно повернулся и пригнул Сабби вниз, чтобы ее не постигла та же участь, однако, вспомнив, что она на целый фут ниже его, тут же отпустил ее руку и позволил себе рухнуть на пол, ибо болевой шок был силен.