Поднявшись с камня, она посмотрела на Адама.
— Мистер Кривуля... — начала она. Моис хихикнул.
— Меня зовут не Кривуля, — сказал Адам.
И подождал, пока на лице у неё обозначится вопрос.
— Кривулей меня прозвали друзья, — ровным голосом произнес он и немного выдвинул вперед левую ногу, дождавшись, чтобы девушка сосредоточила внимание и постигла увиденное. — Из-за ноги.
Потом неспешно убрал ногу и стоял, опираясь на нее, спокойно и прямо. Он глядел девушке прямо в лицо. Лицо было круглое, мягкое, с нежными контурами, щеки розовели от солнца и крепкого здоровья. Он увидел нежный, как на кожуре персика, пушок над верхней губой. Увидел сидящие в нем крошечные капли влаги, едва заметно поблескивающие. Глаза были синие и в недоумении хмурились. И вдруг он осознал, что это лицо маленькой девочки, лет десяти-двенадцати, маленькой пухлой простушки, которая чего-то недопонимает. И возможно, никогда не поймет, добавил он про себя. И с этой мыслью сладкая грусть наполнила его сердце.
— Меня зовут, — сказал он и замолчал. Не глядя вокруг, он ощутил, что глаза обоих мужчин прикованы к нему, и злость, смешанная с восторгом, вскипела в его груди. — По-настоящему, если хотите знать, меня зовут Адам Розенцвейг.
Он услышал, как позади него шевельнулся Моис.
— Ну ты и сказанул, — произнес голос Моиса. Потом он услышал, как негр давится от смеха.
— Я рада, что вы сказали, — заговорила девушка. — Рада, что узнала ваше настоящее имя.
Адам помолчал, ожидая какого-нибудь движения, какого-нибудь звука за спиной. Ничего не последовало, тогда он сказал:
— Но я прервал вас. Вы начали что-то говорить.
— Да, — сказала она. Ребенок заворочался, и она переложила его, прижав к другому боку, покачала. Его круглая голова в желтых пуховых кудряшках смешно болталась, потом с безрассудной доверчивостью приткнулась к её груди. Адаму был виден один его глаз, сонно слипавшийся. Ребенок засыпал. Ребенка, — вспомнил Адам с внезапной четкостью, — зовут Ганс, Ганс — как отца.
Девушка говорила:
— ... и вы знаете немецкий. Может, если вы придете и поговорите с мужем — вы ведь недавно оттуда — может, тогда он проявит хоть какой-то интерес. Вы не против, нет?
Он сказал — да, он будет рад прийти, но в какое время?
Завтра вечером, сказала она, но не позже захода солнца. Она бы тогда подоила коров, пока он развлекает мужа беседой. Она пошла вверх по заросшему травой склону к каменному дому, к большим кленам, дающим пурпурную тень, и к большим сараям, неся ребенка как мягкий, неплотно упакованный сверток, она шла, и тело её, — там, внутри выцветшего голубого платья, — тело её клонилось в сторону, уравновешивая наклон холма и вес ребенка. Он проводил её взглядом.