В конце весны 1987 года, вскоре после того, как Джим прилетел в Женеву помочь Энни справиться с ее пагубным увлечением, Кэри забеременела и настояла на аборте. Впервые за долгое время выказав свою физическую уязвимость, она молила Джима понять ее, говорила, что ей еще рано заводить ребенка, что для нее важнее всего развивать их совместный бизнес. Джим никак не мог примириться с ее решением. Оказывается, католические корни сидели в нем на удивление глубоко. Но он почти сумел понять ее, хотя и подозревал, что Кэри решила отказаться от ребенка по другим причинам. Беременность сделает ее толстой, некрасивой и заставит на время выпустить из рук бразды правления. Но в конце концов, носить ребенка предстояло ей, и поэтому решение оставалось тоже за ней. К тому же впереди у них уйма времени.
Но затем, меньше чем два месяца спустя, Кэри, не посоветовавшись с ним, сделала стерилизацию. Джим узнал об этом только тогда, когда она, очнувшись после наркоза, позвонила ему из клиники.
Он два часа расхаживал по комнате, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями, и только потом отправился к ней в больницу.
– Как ты могла? – тихо, почти ласково спросил он и, едва заговорив, понял, что в конце концов он ее возненавидел. – Скажи, пожалуйста, если тебе есть что сказать.
Кэри была бледна, но на удивление спокойна.
– Конечно, есть, – ответила она. Он подождал.
– Ну, говори.
– Ты уверен, что сможешь выслушать правду?
– Да, – кивнул Джим. – Смогу.
– Хорошо. – Она не сводила глаз с его лица. – Правда заключается в том, что я не желаю носить твое дитя. – Она отчетливо выговаривала слова. – Если бы я не разочаровалась в тебе как в муже и как в партнере, может быть, я поборола бы свои страхи и все-таки родила.
Он встал и вышел из комнаты, спустился на лифте, вышел на улицу, сел в такси, вернулся домой на Бикон-Хилл, упаковал чемодан и отправился в отель «Меридиэн» на Франклин-стрит. Когда-то в этом здании располагался Федеральный резервный банк.
Он провел там две ночи. Днем как ни в чем не бывало ходил на работу, зная, что даже Кэри не сможет встать на ноги раньше чем через день-два. Впервые в жизни ему было ужасно одиноко. До смерти хотелось поговорить с Оливией, но едва только рука тянулась к телефону, как что-то – наверное, гордость, к которой примешивалась доля стыда, – останавливало его.
На второй день, рано утром, Кэри позвонила ему и попросила вернуться.
– Вряд ли это возможно, – ответил Джим.
– Пожалуйста. – Ее голос был непривычно мягок. – Пожалуйста, вернись.
– Не могу.
– Ты мне нужен.
– Зачем?