Вместо удивления было легкое чувство злорадства. Где-то там, в подсознании. Конечно, Костя – лучший Друг, ему сейчас в Афгане не сладко, он, наверное, надеется, что Светка ждет его, а тут… Но… Я мучился, а теперь ваша очередь.
– Не видел, – соврал Стас, не желая расстраивать счастливого дембельнувшегося Костю.
– Да ладно, – небрежно махнул тот. – Переживу. На мой век баб хватит. Наливай.
«Наливай» было сказано с плохо скрытым оттенком обиды, и Стас догадался, что Костя рисуется своим безразличием.
Он налил. Выпили. Горошек. Хлеб.
Башка чуть стронулась. Стас привык к винцу на студенческих вечеринках, а сейчас в дело вступила тяжелая артиллерия.
– Гамида посадили.
– Ну?!
– Опустили мужика, а тот со связями. За неделю мента нашли, кто-то якобы настучал. Вроде пять лет дали.
– Туда ему, мудиле, и дорога.
– Он скоро выйдет. Через три года.
– Раньше выйдет, раньше сядет. Наливай.
– Может, переждем? Покурим? Во-во, слушай тему. Гилмор наяривает. Блеск!
Стас со второго раза (крепкая гадость эта «Столичная») поймал ручку и добавил громкости. Затем из прихожей принес пачку «Аэрофлота».
– Ты расскажи, как ты там? Убивать приходилось? Сколько духов положил? ~ Пошел ты в жопу, – огрызнулся почему-то Костя – Ты вспомнил кого? Студентки никакой нет у вас там? Всем дающей?
– Да нет пока.
– Наливай. Батя когда приходит?
– Часов в восемь.
– Так – Костя скосил глаза на часы. – Полчаса осталось. У тебя, значит, не успеем. Жаль. У меня тоже негде. Мать стол накрывает на завтра. Отметить возвращение.
Бутылку допили. Горошек и хлеб доели.
– Аида на улицу. Кого-нибудь да зацепим. В случае чего в парадняке пихнемся.
Стас, к слову сказать бывший девственником, идею воспринял благосклонно и о нравственности ни словом не обмолвился. Водка помогает правильно оценить обстановку. Хватит стесняться. Пора набираться жизненного опыта. Аида.
…Зазнобу искали до двенадцати. Болтались по улицам, цепляясь к парочкам-подружкам, к просто одиночкам, вспоминали старые адреса и заглядывали в места тусовок молодого поколения. По ходу добавляли на грудь, но, увы, уже без горошка.
Возле парка Костя сцепился с дядькой, сделавшим ему замечание, что тот сливал прямо под декоративной голубой елью. Костя закончил процесс, застегнул ширинку и отоварил дядьку кулаком в нос. «Всякая срань будет учить меня за жизнь…»
Стас кое-как разнял стороны, оттащив Костю назад к ели. Дядька, зажимая платком нос, побежал жаловаться в милицию. Стас, хоть и осмелевший на стакане, твердо помнил, что залет в милицию чреват немедленным исключением из института, а поэтому уломал Костю не ждать прихода властей, а Смыться ближе к родному двору, где и продолжить поиски дамы сердца.