Ух взял из пачки новую сигарету и продолжал:
– Стало быть, никто из нас никуда не пошёл. У нас на Севере много разных случаев знают. Случаев много, а суть одна. Если куда-то пошёл – от избушки, от базы, от самолёта – шансы выжить резко уменьшаются. Что тебя ждёт на дороге, ты не сильно знаешь. Но на базе или возле самолёта ты знаешь точно: вот оно – горючее, вот она – гарантированная жратва, вот оно – укрытие, вот оно всё. И этого «всего» – уже достаточно, чтобы жить. А искать тебя будут по-любому, при Советской власти такого не было, как сейчас, – сперва бабки плати, потом тебя искать будут. И любой упавший пилот знал – через три пропуска связи, то есть через два часа, срабатывает тревога, начинает полёты «Ил-14», самолёт-разведчик, находит точку, потом взлетают «вертушки», эвакуируют… Ничто авиация без взаимопомощи.
Поставили Лексеичу шину на ногу, как смогли, нас этому в училище учили. Сами распаковали примуса, сделали в фюзеляже выгородку, которую отогревали этим примусом, снегом замуровались, чтоб тепло никуда не уходило, понимаешь, спальные мешки разложили… Но вот с точкой падения нам сильно не повезло. Здесь, в Хребте, таких мест много – полностью закрытых, сверху щель метров в двести, спереди – просмотр пятьсот и сзади – триста. Каменный мешок, понимаешь. И углов, под которыми можно в него заглянуть, – очень и очень немного. Да ещё надо знать, что в него надо заглядывать – здесь таких ущелий десятки, если не сотни. В одно из них и твой ероплан завалился, помяни моё слово.
В общем, живём мы три дня, четыре, пять. Жратва кончается, но пока тепло. Авиация какая-то летает, но всё далеко, мы слышим еле-еле. Добыть еду нам слабо́? – есть командирский ТТ, но лыж нет, кругом снег глубокий, и до ближайших кустов с деревьями километров двадцать – там, где сохатые могут быть. А здесь – страна камня, камень и снег. Кроме того, пистолет в лесу – вещь самая никчёмная, из него ничего живого убить нельзя, кроме как самому застрелиться, это я тебе как мастер спорта авторитетно говорю. Вообще, сделан он, кроме как чтобы в цель стрелять – это в пьяниц попадать через стол. Ну, максимум через улицу. Это если улица неширокая. Я решил в индейцев поиграть. Ивняка какого-то наломал – отогрел ветки над примусом, в дуги согнул, стал снегоступы делать. Думаю, в них хоть передвигаться можно. Я так тебе, Серж, скажу – человек, если чисто от еды зависит, один выживает – легко. А вот если он вдвоём или, не дай Бог, втроём оказывается – тогда дело совсем другое… Добыть пожрать, чтоб втроём выжить, – это, я скажу тебе, дело… Кстати, это во всём так. КПД у одного человека приближается к ста, у двоих вместе – он уже сто пятьдесят – то есть – 75 процентов на каждого, у троих он уже двести аж… Это к вопросу, почему большие конторы – самые неэффективные. Но триста против ста всегда больше, ферштейн? Даже если эти триста процентов тридцать человек производят… Но это так, хвилософия… В общем, из моего снегоступного дела не получилось ничего. Прошёл я по ущелью полкилометра и сломал их на фуй. Вернулся к самолёту, гляжу – Пётр Петрович, бортмеханик наш, на фуя-то наверх пошёл. Захожу в самолёт – а там оба дрыхнут, и командир наш Лексеич, и бортмеханик Пётр Петрович… Только примус скворчит. Я опять наружу – человек идёт! Прямо к нам, на лыжах! Я ребят бужу – человек! Они – а где? А я им – да вот, уже близко!