Наблюдать море, представленное перед нами туманом, мне совсем не хотелось, болтать с «бортмешком» – тоже, и я незаметно задремал под покачивание фюзеляжа и рёв двигателей.
В cледующий раз я открыл глаза, когда вертолёт ощутимо качнуло.
Я выглянул в окно и не поверил своим глазам – прямо под брюхом машины, буквально в десяти метрах промелькнула вершина горы – серый развал гигантских камней, торчащие тут и там кусты какой-то сосны – и эта вершина сразу же оборвалась гигантской каменной стеной, уходившей вниз на несколько сотен метров. Там, в конце обрыва, зияла небольшая лужайка и блестели на солнце, как капли ртути, несколько озёр. Я не успел сосредоточиться на этом, совершенно невероятном зрелище, как в иллюминатор вновь полез каменный склон следующей горы, весь сплошняком покрытый всё той же кустарниковой сосной, как папаха – каракулем. Ближе к вершине зелёный каракуль стал разбегаться, освобождая место серым камням, а затем, когда вершина очередной горы снова оказалась в считанных метрах под нами, она оборвалась вниз таким же кольцевым обрывом с сияющими внизу озёрами.
Я глядел в иллюминатор, и меня не покидало странное чувство нереальности – будто мир, который я привык наблюдать в «Клубе кинопутешествий» или «Дискавери», вдруг выплеснулся из экрана телевизора и поместил меня в свои объятия. Всё вокруг выглядело титаническим настолько, что вертолёт, когда-то казавшийся мне гигантским и ни на что не годным сооружением, показался мне утлой скорлупкой, несущейся над волнами этого застывшего бушующего каменного моря.
– Это Прибрежный хребет, – проорал мне на ухо «бортмешок». – По-нашему – просто Хребет. – И я даже сквозь грохот разваливающейся на куски машины понял, что это слово произнесено с большой буквы. – Скоро Орхоян, садимся.
И я увидал совсем рядом, за изломанными горными цепями на фоне синего блёклого неба полосу серой тяжёлой воды. Даже отсюда, из жаркого чрева машины, созданной людьми, ощущался её холод.
– А это – Охотское море, – сказал бортмеханик. – Знаешь, что у нас говорят, – в жизни тот горя не видал, кто по Охотскому морю не ходил! Вон он – Орхоян-то!
Вертолёт наклонился в развороте, и я увидел серую полосу каменистого берега, отделённую от столь же густо-серой воды белой пеной прибоя, и стену отвесных скал, нависших над бескрайним морем, будто отгораживающих от его вторжения материк. И под самыми скалами, на небольшом мысу – высыпанную каким-то гигантом горсть спичечных коробков, случайно вставших на разные грани.
Орхоян.
Как я когда-то прочёл в одной книге, «рейс ваш закончился не на той планете, на которой начался». Истинную правду писал человек!