– Прямо, специалист по кастрации Натан Лазаревич.
– Вот-вот. Старого из бугров вежливо попросили, дескать, авторитет потерял, сам виноват. А Подлипкина в скором времени в санчасть перевели. Снова стал Наташа уважаемым врачом. Оттянул свой срок. На корабль проситься бесполезно: годы. Так и остался в тюремной системе работать. На почетное звание пенсионера страшно обижается. Смотри, не оговорись. Он еще вынашивает тайную мысль: потомство после себя оставить, непременно девочку. У евреев же национальность по матери передается.
– Интересно, почему?
– Они считают, отец может быть залетным, а насчет матери, уж точно, подтверждения не требуется. С юмором ребята.
– Думаю, что все гораздо сложнее. А что, от жены-изменницы детей не было?
– Дочь где-то за границей. Мужей меняет: известных футболистов на адвокатов, бизнесменов на правительственных чиновников и так далее. Озабочена продвижением по социальной лестнице. Перетянула себе маточные трубы, специально, чтобы не беременеть. Натан проклял ее за это, сказал, не дочь ты мне, а позор один. Все-таки, человек он советской морали и принципов.
– Похоже, вы тут все такие.
– А тебе какие нужны? Дом на фундаменте строят. Слава Богу, мы его в себе не разрушили. Итак, приказ ясен?
– Так точно.
– Выполняйте.
– Есть.
Вид из окна на сырые, полузаснеженные, чавкающие от грязи улицы нисколько не расстраивал Альберта Гусейновича Садыкова. Ведь сегодня пятница. А, значит, снова головокружительный вечер в компании Цессиллии и Поппонии. И термы, пышущие забытым имперским теплом. Приятная дрожь пробежала по плечам и спине капитана. Он захлопнул папку с очередным делом и поставил на полку. Все. Как там поется: «На два дня, на два дня…» Эти могут не забыть. Работа такая, батенька. Ну, ничего. Сегодняшний вечер, все равно, никуда не убежит. А семья всегда потерпит, на то она и семья. Взгляд еще раз обошел пустой кабинет, и кожаный плащ слетает с плечиков, перемещаясь на фигуру. Широкополая шляпа, описав полукруг, садится на лысеющую голову, слегка надвинувшись на глаза. Белый шарф элегантно обвивается вокруг шеи. Гаванская сигара. Где? Ах, да, Альберт Гусейнович, только, пожалуйста, не гневайтесь, вот она. То-то. Черти нерасторопные. Сам прикурю. Проветрить и хорошенько убраться без меня. Будет звонить государь, скажите, что уехал на место преступления. Ясно? Так точно, ваше высокопревосходительство. Эй, Ефрем, туфли мои – до блеска! Забыл никак?! Вот вам на водку. Но только, когда все сделаете. Может, зайду, проверю. Не волнуйтесь вы так, отец наш родненький. Справим в лучшем виде. Отдыхайте себе, набирайтесь силушки. Работа-то, как никак, шибко ответственная. Садыков, глубоко затянувшись, выпустил дым в сторону воображаемых лакеев. Неторопливо перед зеркалом натянул перчатки и вышел на открытый воздух.