– Как тебя зовут?
– Не пытайся бить на жалость. Я не передумаю: сам понимаешь – лишний свидетель.
– А я и не хочу бить на жалость. Ты ведь сам сказал, что я прожил интересную и долгую жизнь. Чего мне больше!
– Саидом меня зовут.
– Почему ты стал таким, Саид?
– Ненависть на свет появилась, наверно, раньше меня. Мать умерла родами, кстати русская. О ней ничего не знаю. Отец бывший зек: осел на севере после освобождения – Омаров поймал себя на мысли, что ему вдруг захотелось излить этому старому русскому учителю историю своей жизни: – Здоровьем северным отец не отличался. Своей немощью вызывал смех у местной детворы. Однажды потерял меня в лесу. Мне тогда лет семь было. Через трое суток охотники нашли меня в низком ельнике на мху, еле живого от страха и голода. Потом подрос, окреп и решил убить отца. Замысел привел в исполнение и в бега. Одного человека по-настоящему уважал и, может, даже любил, это деда. Но когда встал вопрос: я его или он меня – тоже убил. Его же наукой: метнул нож.
– Знаешь, что бы я тебе посоветовал?
– Ну. Только не надо о монастырях, явках с повинной и т. д.
– Нет. У тебя один выход. Сделать себе то же самое, что и мне. Ты все равно не сможешь жить.
– Каков же диагноз?
– Раньше, на церковном языке, таких людей называли одержимыми бесом. Сейчас: маньяками. Ты любишь убивать, Саид. Излечить тебя уже никто не сможет. Но не списывай все на болезнь. В своей ненависти ты зашел слишком далеко. Желаю тебе легкой смерти.
– Хочешь, я спасу тебя? Перевяжу рану, отвезу в травмпункт. Там зашьют за полчаса. А?
– Уже нет. Да ты и сам знаешь, что не поступишь так. Зачем эта пустая болтовня. Я хочу спать.
Омаров посмотрел, как кровь толчками вытекает из рассеченной вены на грудь старику:
– Да и мне пора. – Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Оказавшись на улице, нажал на телефоне клавишу вбитого номера.
– Да, Скорпион! – сквозь треск раздалось на другом конце эфира.
– Код: один, один, три.
– Да, Скорпион.
– Выполняйте.
Тонко щелкнула раскладушка мобильника, сворачиваясь в мощной ладони. Омаров представил, как на другом конце Москвы в это время человек поднимает снайперскую винтовку и ловит перекрестием оптического прицела голову жертвы, черный силуэт которой маячит на экране плотных, задернутых штор. Как пуля, делая маленькое отверстие с лучиками трещин в оконном стекле, пробивает шторную ткань и застревает в мозгу, заставляя оный угаснуть. Как жертва валится на бок со стеклянным удивлением во взоре. Все. Можно еще одного вычеркнуть из черного списка посмевших встать у него на пути людишек. Он посмотрел в темную высь, откуда мелкой мукой сыпал мокрый снег. Возможно, ад и рай существуют. А если существуют, то его, Саида Омарова, ждет не дождется в преисподней очень нескучная компания, состоящая из головорезов всех мастей и разных эпох. Будет с кем посидеть за кружкой старого, доброго эля и вспомнить о былых временах. Почему-то жаль этого несчастного старика-банщика, кстати, впервые кого-то жаль. Нет, пожалуй, не впервые: деда Филю тоже жаль было. Сколько же лет-то прошло? Филипп Васильевич еще когда предсказывал конец бесславный твой, а, Саид? А ты все живешь. Все тебе нипочем. Ни одна пуля не берет, ни нож, ни тюрьма.