– Дорогой мой! Если бы яд заставил тебя… Катрин знала твою гордость.
– И ненавидела ее. Нет, все это гораздо глубже. Катрин думала, что женщина, подобная Фрэнсис, сведет меня с ума. Она оказалась права. Грозный маркиз был очарован, как зеленый юнец, поставлен на колени бурей, которую вызвала Афродита, потерялся в темных глубинах собственного сердца. Разумеется, Катрин не знала, какой на самом деле окажется Фрэнсис. Да, Бетти, это произошло.
Она взяла его за руку. Найджел поднес ее пальцы к губам и поцеловал. Он ценил ее дружбу. Бетти на мгновение сжала его руку, а затем отпустила.
– Значит, я должна радоваться за тебя, Найджел?
Он улыбнулся:
– Конечно. Я влюбился. И как выяснилось, безумно. Ты действительно думаешь, что я ничего не намерен предпринимать?
Ее разбудил шорох трав и негромкое пофыркивание. Фрэнсис тотчас открыла глаза. Она забылась сном, наблюдая за тем, как высоко в небе вилась пара жаворонков.
Девушка лежала на спине посреди небольшого луга, где в суматохе, вызванной продажей дома Найджелу, не успели скосить траву. Фрэнсис приказала не трогать ее, чтобы потом собрать семена.
Голубой купол неба обрамлял метелки ржи и овсяницы, вокруг головы Фрэнсис стояла золотисто-зеленая стена из всевозможных трав. В их зелени под порывами легкого ветерка колыхались прелестные головки маргариток – белоснежные лепестки окружали желтую, как домашнее масло, сердцевину.
В голубом небе вились жаворонки, сверху лилось их мелодичное пение, наполняя луг восхитительной музыкой. В густой траве затаились зяблики и овсянки.
Фрэнсис была в Эссексе, в своем старом доме. Она жила тут уже несколько недель.
Фрэнсис повесила картину Найджела в спальне. Каждый день она смотрела на нее, как будто безмолвный холст мог рассказать ей правду о нем, которую она не смогла разгадать. Но она видела лишь правду о самой себе. Она умела вести дела, была сильной и могла справиться со своими страхами. Все это дал ей Найджел. Он подарил ей осознание своей личности. Она англичанка.
Вот ее истинная суть, обогащенная опытом, но все же оставшаяся неизменной.
Люди в деревне улыбались ей. Они знали ее еще маленькой девочкой. Они помнили ее родителей. Несмотря на золотое колечко в носу, местные жители не осуждали ее. Она бродила по тропинкам в тех местах, где играла ребенком, и с болью в сердце воскрешала в памяти лицо Найджела, его непредсказуемый юмор.
Аккуратные английские деревушки с их простой и размеренной жизнью помогли ей разобраться в своих чувствах. Тем не менее она тосковала о знойной Индии, где белые журавли прокладывали себе путь к заснеженным вершинам Гималаев, как несущаяся сквозь бурю белая лошадь. А еще сильнее она тосковала по мужчине.