К нему подошла женщина, встала рядом и привычным жестом положила руку ему на плечо.
– И совсем не гадость. Это божественно! В самом деле, Стефан, ты сегодня просто невыносим. Какая муха тебя укусила?
Он отшатнулся от женщины, словно прикосновение ее руки было ему неприятно.
– Не люблю халтуру. Первый твой портрет получился куда лучше… у него был класс… характер. Тебе он не понравился, потому что ты на нем такая, как есть. Но это, – Стефан указал на холст, – это не ты. Это хорошенькая женщина на десять лет моложе тебя. Я старался угодить тебе, но свою подпись не поставлю ни за что…
Стефан сделал жест, будто хочет сорвать полотно с мольберта и уничтожить его. Женщина коротко вскрикнула и удержала его руку.
– Стефан! Ты что… правда, ты сегодня в жутком настроении, и все время только и грубишь мне. Проклятье – я вовсе не так стара, как ты говоришь!
Стефан надел очки, повернулся и так пронзил ее безжалостным взглядом, что она поморщилась.
– Почему вы, женщины, так боитесь показать свой возраст. Ума не приложу. Я не перестану утверждать, что красота есть и в морщинах, и в седине. Так-то, дорогая моя. А вовсе не в этой ерунде, которой вы замазываете лицо и красите волосы. Все это только внушает жалость. Итак, это ты! Портрет женщины, которая не желает смотреть правде в глаза.
Накрашенное лицо Джулии вспыхнуло. Она бросила на Стефана сердитый взгляд, отошла к камину и поставила ногу на решетку.
– Ненавижу тебя таким, – проговорила она низким голосом.
Стефан вдруг почувствовал, что ненавидит ее в любом состоянии. Он ненавидел и самого себя за то, что у него не хватало храбрости еще несколько недель назад сказать ей, что охладел к ней… что любовь между ними кончилась. Откровенная жестокость, свойственная характеру Стефана, временами приходила в противоречие с жалостью, которую он испытывал ко всем, кто страдал. Внутренне же он понимал, что эта женщина по-своему привязана к нему. Пусть эта привязанность эгоистического свойства, лишенная каких бы то ни было духовных качеств, но это тоже любовь и ее нельзя грубо отвергать. Таким образом, Стефан оказался как бы в долгу у Джулии, и этот долг был довольно велик. Она ввела его в круг богатых женщин, он писал их портреты, мог требовать за портрет двести гиней – и получал их.
Правда, Стефан предпочел бы писать портреты тех женщин, у которых, к сожалению, не было столько денег. Но, утвердившись в положении известного портретиста, надо было поддерживать свою высокую репутацию, и Стефан уже не мог позволить себе раствориться в безвестности.