— Господи боже, что же здесь такое будет? — потрясенно присвистнул Барак.
— Думаю, человеческое воображение бессильно представить зрелище, которое нам предстоит увидеть, — ответил я.
Еще несколько минут мы наблюдали за грандиозными приготовлениями, потом я тронул Барака за рукав:
— Идемте. Нам необходимо найти человека, который определит нас на постой. Его зовут Саймон Крейк. Когда-то, давным-давно, мы с ним были знакомы.
— Вот как? — фыркнул Барак, отдувавшийся под тяжестью дорожных корзин.
— Да, мы с ним вместе учились в Линкольнс-Инне. Правда, с тех пор ни разу не встретились. Крейк сразу оставил стезю законника и поступил в одно из дворцовых ведомств.
— Как это ему удалось туда пролезть? Заплатил кому надо?
— Не думаю, — покачал я головой. — Просто его дядя служил во дворце и помог племяннику получить выгодную должность.
— И что он из себя представляет, этот ваш однокашник?
— Не знаю, ведь за столько лет он мог измениться, — с улыбкой ответил я. — Сейчас увидим.
Мы подвели лошадей к дверям аббатского особняка, в котором, судя по всему, царила особая суматоха. Люди с озабоченными лицами сновали туда-сюда, на ступеньках стояли чиновники, которые о чем-то оживленно переговаривались и отдавали приказы, заглядывая в чертежи и планы. Мы обратились к стражнику, стоявшему у дверей, с просьбой рассказать, где найти мастера Крейка. Он попросил нас подождать и, подозвав проходившего мимо конюха, приказал ему отвести наших лошадей в конюшню. Мы остались на крыльце. Какой-то чиновник высокого ранга в бархатной зеленой мантии бесцеремонно оттолкнул нас. Другой прошел между нами, словно перед ним были две не стоящие внимания дворняги.
— Вот болваны, — буркнул Барак.
— Давайте отойдем прочь, — предложил я. — А то нас совсем затолкают.
Мы спустились с крыльца и, дойдя до угла дома, остановились там. Поблизости две женщины увлеченно спорили с чиновником, который держал в руках какой-то план. Та, что была богаче одета, так решительно наскакивала на своего собеседника, что ему оставалось лишь отступать и низко кланяться, едва не касаясь земли листом пергамента. Рассерженной леди было около тридцати лет, и, судя по всему, она занимала высокое положение. По крайней мере, об этом свидетельствовал ее наряд: платье из красного шелка с высоким стоячим воротником и расшитый жемчугом головной убор французского фасона, из-под которого выбивались темные волосы. Впрочем, широкое лицо ее отнюдь не отличалось изяществом черт, к тому же покраснело от гнева.
— Так вы считаете, королеве не следует знать, сможет ли она спастись, если в доме вспыхнет пожар? — донесся до меня ее пронзительный резкий голос. — Скажете вы наконец, где ближайшая к ее покоям дверь и у кого хранятся ключи от нее?