Сначала отвечали робко, боясь поднять взгляд на того, кто сидел в центре и, внимательно глядя умными, мягкими глазами, слушал взволнованные детские ответы.
— Наталия и Мария Верг, Лидия Воронская… — послышался громкий голос Тимаева.
Лида поднялась со своего места. Человек в белом клобуке и монашеской рясе не казался ей страшным. Напротив, нечто непонятное влекло ее к нему. Отечески ласковые глаза, лицо аскета, прекрасное величием и смирением, — все в нем располагало впечатлительную детскую душу.
«Вот если поведать ему сейчас о том, что я сделала со „шпионкой“, — вихрем пронеслось в мыслях Лиды, — простил бы он разве меня?»
Эта мысль жгла и томила девочку, не давая ей сосредоточиться на билете. А билет показался знакомым, из истории церкви: о взгляде Петра I на преобразование русской церкви, ее реформы, Степан Яворский и Феофан Прокопович, — одним словом совсем легкий, «хороший билет».
Маруся Верг давно закончила отвечать, чинно поклонилась архиерею и, подойдя к нему, осенившему крестом ее склоненную головку, поцеловала, по обычаю, белую руку преосвященного.
Теперь очередь отвечать была за Лидой.
Она выступила вперед, одернула пелеринку, открыла рот и… замялась. Слова положительно не шли ей на язык. Мысли путались. Лицо стало белым как бумага, а сердце усиленно выстукивало:
«Ты грешница… Великая грешница… и ты не смеешь взглянуть в лицо этому человеку, далекому грешных помыслов, которые жили и живут в тебе…»
«Да, да, — мысленно согласилась Лида, — надо „искупиться“, надо очиститься, надо громко признаться во всем: так и так, я сделала дурное дело, из-за меня человек терпит нужду и горе… я… я… Да, да, я сделаю это… Подниму голову, взгляну на „него“, и если глаза его будут ласковы, так же отечески добро посмотрят на меня, как на Налю; на Марусю Бутузину и прочих, — я прощена… Я…»
— Что же, начинайте отвечать, Воронская! — прервал внезапно мысли Лиды голос инспектора.
— Сейчас… — сказала Лида и подняла глаза на преосвященного.
Доброе-доброе лицо, улыбающиеся с отеческой лаской глаза — вот что увидела Лида.
«Прощена!..» — вихрем пронеслось в мыслях девочки, и она по привычке тряхнула стриженой головой.
— Воронская, не будьте мальчишкой, — чуть слышно прошипела Ефросьева, скромно приютившаяся на конце стола.
Но Лида уже не слышала. Быстро, взволнованно, почти без запинки, она точно выбрасывала из себя даты, события и факты.
Феофан Прокопович, синод, проповеди и советы нового помощника великого преобразователя, новый церковный регламент — все это сыпалось без передышки из уст разом воспрянувшей духом девочки.