— Выходит, я купил не только служанку, а нескольких женщин.
Ники отвернулась.
— Честно сказать, я хотела открыть вам правду. И если этого не сделала, то только из-за…
— Из-за своей проклятой гордыни, — договорил он за нее. — Так ведь? Ты предпочла молча страдать, работать служанкой, чем попросить меня о помощи. К тому же тебе, как видно, приятно было выставить меня полным болваном.
Николь подняла голову:
— Не понимаю, о чем вы?
— Не понимаешь? — В его глазах вновь вспыхнул гнев. — Ты полуфранцуженка. Бегло говоришь по-французски. Стало быть, понимала каждое мое слово с того самого момента, как мы встретились.
— Обычно я говорю по-английски. Но вы почему-то решили, что я не знаю французского языка.
Его гнев разгорался все сильнее.
— А как ты, вероятно, смеялась про себя, когда я учил тебя верховой езде! Ведь ты опытная наездница, не правда ли?
— Да, но…
— Ты так внимательно слушала то, что я рассказывал тебе о производстве сахара. Но ведь дочь Этьена должна прекрасно все это знать. — Казалось, он готов был влепить ей пощечину. Ее вдруг охватил все тот же прежний страх.
— Все не совсем так, как вы представляете, — мягко сказала Николь. — Мне было приятно в вашем обществе. За многие годы вы были первым человеком, который отнесся ко мне по-человечески.
— Забавно, вероятно, было наблюдать со стороны, как Александр дю Вильер поучает простую служанку.
Она попятилась к двери и уперлась спиной в деревянную панель. Он подошел еще ближе, его дыхание обжигало ее щеки.
Она остро ощущала запах вина и пряного одеколона.
— Все было не так, как вы изображаете, — повторила она, ощущая уже сильный страх. — Я не могла вам сказать, потому что не знала, как вы примете мое признание.
Алекс схватил ее за руки и притянул еще ближе к себе. Он смотрел на нее сверху вниз с глубочайшим презрением, а она даже не могла отвести глаза. Когда он вдруг рванул ее руку вверх, она плотно смежила веки и вся съежилась в ожидании неминуемого, как ей казалось, удара. У нее закапали слезы.
Почувствовав, что Алекс ослабил хватку, она разомкнула веки и увидела, что он смотрит на нее с большим изумлением.
— Неужели ты до сих пор не поняла, что я никогда не ударю тебя? — В его голосе зазвучала неожиданная доброта. — Никогда!..
— Но вы хотели продать меня Фортье. — Она была смущена тем, что он заметил ее слабость. Он не должен этого видеть. Никогда больше не увидит. — Как же я могла доверять вам?
— Но ведь ты же дочь Этьена Сен-Клера. Я помог бы тебе.
— Вы не понимаете. Я боролась за выживание. Ради этого я сделала бы все что угодно, сказала бы все что угодно. Вы и понятия не имеете, что это такое, когда с вами обращаются как с животным, когда вас всячески оскорбляют, и унижают.