— Вы слышали когда-нибудь об Анне Шивли? — поинтересовалась, в свою очередь, Тесс.
— Ты хочешь сказать, что тот Вермер, что выставлен на аукционе, это…
— Работа Шивли, — закончила Тесс.
— Чья? — настойчиво переспросил Люк.
— Это художница, ее копии почти совершенны. Большая часть ее работ висит в музеях по всему миру под видом подлинников Делакруа, Шардена, Караваджо, Рубенса… Другая часть находится в частных коллекциях, и хозяева пребывают в полной уверенности, что являются счастливыми обладателями полотен Гойи, Рембрандта, Ренуара. Шивли была гением. Она использовала те же холсты, краски, кисти, что и авторы этих полотен, знала, как состарить подделку, доведя ее до совершенства. И только небольшая горстка экспертов во всем мире может отличить картины Шивли от оригиналов. Я в их числе, — хвастливо закончила Тесс.
— Она работала в середине XIX века, — нахмурившись, добавила Джейн, отпивая глоток вина. — С ее стороны это был своего рода протест против художников-мужчин, изгнавших ее из Королевского художественного общества и не допускающих ее работы на проводящиеся выставки и галереи в Европе только потому, что она была женщиной. Мучения коллекционеров, не прекращающиеся с тех пор, стали ее местью.
— Шивли — женщина моего сердца, — с удовольствием призналась Тесс. — Джейн, лучше не выставляйте Вермера до тех пор, пока Антуан Жирако не посмотрит картину.
Джейн тяжело вздохнула.
— Конечно, ты права. Боже, подумать только — картина Шивли! Кто-то пытался через мой аукцион продать подделку. Какой ужас!
— Между прочим, такое случается сплошь и рядом, — заметила Тесс.
Джейн посмотрела на нее с нескрываемым ужасом. Тесс не сдержалась и рассмеялась. Люк же, откинувшись на спинку кресла, с улыбкой наблюдал за оживленным разговором двух женщин, которые полностью забыли о его присутствии. Все поклонники искусства боготворили Джейн Кушман, ее авторитет был необычайно велик среди них, а эта Тесс Алкотт не только возражала ей, но еще и подтрунивала над ней. Мало того, Джейн говорила с ней так оживленно и азартно, что ее щеки порозовели, глаза засверкали. А с каким упоением она доказывала что-то Тесс, перегнувшись через стол, — это надо было видеть! Юная воровка драгоценностей оказала явно благотворное действие на почтенную хозяйку дома. В последнее время Люк нечасто видел Джейн такой оживленной, как сейчас.
А когда он сам в последнее время радовался жизни, чувствовал ее азарт и энергию? Когда его в последний раз волновал вопрос, что же произойдет дальше? Он равнодушно скользил по волнам жизни, не замечая ничего хорошего в том, что его окружало. Как долго он жил без надежды, радости, без стремления узнать что-то новое, докопаться до чего-то тайного и неизведанного? Он превратил свой мир в пещеру, куда не проникает яркий солнечный свет. Нет, естественно, он пытался найти себя. Например, пытался уйти с головой в работу, проводил в своем офисе по четырнадцать часов в сутки, но особой радости от этого не испытывал. Проще всего было, и ему это не раз хотелось, свалить вину за все беды на злосчастную судьбу, которая довела его до ежедневной борьбы со всем миром, с помощью которой он хотел разрушить то стойкое и неверное впечатление, которое сложилось в обществе о его семье, их имени, их состоянии и даже внешности. Иногда ему хотелось обвинить во всем своих родителей, которые, соблюдая семейную традицию, настояли на том, чтобы он пошел в адвокаты. Часто он испытывал искушение свалить вину на тех женщин, которые, предав его, опустошили его сердце.