— Я ожидаю мою невесту, — отвечал мастер спокойно.
— А, да, я и забыл! — произнес министр, и бледное лицо его на мгновенье покрылось румянцем.
Он подошел к окну и стал барабанить пальцами по стеклу. Когда он снова обратился к горному мастеру, лицо его было по-прежнему бледно и непроницаемо.
— Насколько я помню, при каждом моем посещении Аренсберга вы пытались обращаться ко мне за чем-то. Как и всякий другой, вы должны были бы знать, что я езжу сюда единственно с целью видеться со своим ребенком и при этом откладываю в сторону все дела… Но раз вы здесь и если вы будете столь кратки, — продолжал он, глядя на часы, — что объясните дело ваше в пять минут, то говорите… Но выйдемте отсюда — не могу же я давать вам аудиенцию в комнате фрейлейн фон Цвейфлинген!
И, войдя в соседнюю комнату, он прислонился к оконному косяку, скрестив на груди руки. Горный мастер последовал за ним.
— Ваше превосходительство, — начал мастер, — я хотел лично передать вам то, что письменно уже неоднократно повторял, однако без всяких последствий.
— Так, так, — перебил министр, — не трудитесь говорить далее, я наперед знаю, в чем дело! Вы требуете увеличения заработной платы нейнфельдским горнорабочим, так как картофель плохо уродился… Да вы, сударь, помешались на ваших вечных просьбах — вы и нейнфельдский пастор!.. Не думаете ли вы, что мы золото сыплем пригоршнями и ничего иного не делаем, как только читаем ваши донесения и помышляем лишь об этих жалких гнездах, что здесь лепятся наверху?.. Ни пфеннига не будет прибавлено — ни пфеннига!.. — Он сделал несколько шагов. — Да и к тому же, — продолжал он останавливаясь, — дело не так еще скверно, как вы и некоторые другие желают это представить, — народ смотрит здоровяком.
— Ваше превосходительство, — возразил горный мастер взволнованным голосом, — народ еще не мрет от голода, но если бы голодный тиф уже свирепствовал, так поздно было бы нам обращаться к вам — умирающему хлеб не нужен… Нелепо было бы ждать, чтобы правительство вникало в нужды народа — у него, как вы изволили выразиться, есть свои иные дела, — но, полагаю я, мыто на что же поставлены, мы, живущие среди народа?
— Отнюдь не для этого, господин мастер, — перебил его министр, презрительным взглядом измеряя молодого чиновника. — Ваше дело рассчитывать еженедельно рабочих, а достаточно ли им бывает этого жаловаться или нет — это их дело… Вы чиновник его светлости, и ваша прямая обязанность состоит в том, чтобы блюсти интересы своего государя.
— Так именно я и поступаю, разумея лишь несколько иначе свои обязанности, чем ваше превосходительство, — проговорил с твердостью горный мастер, — Каждый чиновник, высоко ли, низко ли он поставлен, служит государю и в то же время народу, являясь как бы посредствующим лицом между обоими: в его воле укрепить любовь народа с царствующей династией… Я могу лишь тогда назваться верным слугой своего государя, когда буду заботиться о благосостоянии вверенных мне людей, будучи убежден, что я собственно-то и поставлен, чтобы…