В записке указывалось далее, что у него есть план организации моего побега. Согласна ли я на это?
Я почувствовала, что у меня вновь возродилась надежда. Это, подумала я, еще одна попытка со стороны Акселя. Я знала, что он никогда не успокоится. Деньги мне доставят, чтобы подкупить стражу… Затем найдут способ вывести меня из тюрьмы. А когда я выберусь отсюда, то ко мне приведут моих детей и золовку и мы все вместе присоединимся к Акселю. Мы будем работать вместе, чтобы восстановить монархию и положить конец правлению Террора. Я верила, что мы сможем сделать это. Люди, подобные Ришарам, Розали, Мишони, поддерживали меня в этой вере.
Но как тайком передать записку?
Я оторвала кусочек бумаги от полученного мною послания и написала:
«Я полагаюсь на вас. Я приду».
Я должна была передать эту записку Ружвилю. Розали возьмет ее. Но что, если ее обнаружат? Это будет плохой способ отплатить ей за все, что она сделала.
Нет, я не буду вмешивать ее или мадам Ришар, поэтому я попросила одного из стражников, Жильбера, передать ее незнакомцу, когда он в следующий раз посетит Консьержери, что он обязательно сделает. Незнакомец вознаградит его за это четырьмя сотнями луидоров.
Жильбер взял эту записку, но потом испугался и покарал ее мадам Ришар. Она сочувствовала мне, но не хотела, рисковать своей головой и показала ее Мишони. Оба этих человека были хорошими, они жалели меня, но они были слугами Республики. Они не хотели предавать меня, поэтому Мишони посоветовал мадам Ришар предупредить меня об опасности подобных действий для всех нас.
Если бы Жильбер ничего не сказал, то все бы окончилось благополучно, просто это была бы еще одна неудавшаяся попытка. Во всяком случае, она была слишком неопределенной, чтобы чем-то завершиться, и после я удивлялась, как я могла так глупо надеяться, что она увенчается успехом.
Жильбер все рассказал своему командиру, и в результате Мишони и Ришары были уволены.
У меня появились новые тюремщики. Нельзя сказать, что они были недобрыми, но, учитывая то, что произошло с Ришарами, не хотели рисковать.
Мне не хватало этой доброй женщины, я скучала по маленькому Фанфану.
И снова потянулись медленно дни и ночи.
Скоро я должна буду предстать перед судом.
Это время пришло. Однажды утром дверь моей камеры открылась, и вошел судебный пристав и четверо жандармов. Они пришли, чтобы отвести меня в бывшую верхнюю палату, называемую сейчас Залом свободы.
Здесь размещается Революционный трибунал. Гобелены с изображениями королевских лилий, которые я видела раньше, сняты, а картина «Распятие Христа» заменена другой, изображающей права человека. Мне дали место на скамье перед Фукье-Тенвилем, прокурором. В комнате царил полумрак, так как она освещалась только двумя канделябрами.