Они спросили мое имя, и я холодно ответила:
— Мария Антуанетта Австрийская — Лотарингская.
— Перед Революцией вы поддерживали политические сношения с иностранными державами, которые противоречили интересам Франции, и из них вы извлекали выгоду.
— Это не правда.
— Вы растрачивали финансы Франции, плоды пота народа, ради своего удовольствия и удовлетворения прихотей.
— Нет, — ответила я, но почувствовала себя неловко. Я вспомнила о своем мотовстве: Малый Трианон, счета мадам Бертен, услуги господина Леонара. Я виновата… глубоко виновата.
— С момента Революции вы никогда не переставали организовывать тайные заговоры с иностранными державами и внутри страны против свободы…
— После Революции я запретила себе вести любую переписку с заграницей и никогда не вмешивалась во внутренние дела.
Но это не соответствовало действительности. Я лгала. Я направляла свои мольбы о помощи Акселю. Я писала Барнаву и Мерси.
Конечно, они докажут мою вину, так как в их глазах я виновата.
— Это вы научили Луи Капета искусству глубокого притворства, с помощью которого он так долго держал в заблуждении славный французский народ.
Я закрыла глаза и покачала головой.
— Когда вы покинули Париж в июне 1791 года, вы открыли двери и принудили всех уехать. Нет никакого сомнения в том, что именно вы руководили Луи Капетом и убедили его бежать.
— Я не думаю, что открытая дверь доказывает, будто кто-то постоянно руководит действиями другого лица.
— Ни на одно мгновение вы не отказывались от желания уничтожить свободу. Вы хотели править любой ценой и подняться на трон по трупам патриотов.
— Нам не было необходимости подниматься на трон. Мы уже занимали его. Мы никогда не желали ничего другого, кроме счастья Франции. До тех пор, пока она счастлива, мы будем довольны.
— Считаете ли вы, что необходим какой-то король для счастья народа?
— Отдельное лицо не может решать подобные вопросы.
— Без сомнения, вы сожалеете, что ваш сын утратил трон, который он, возможно, занял бы, если бы народ, наконец осознав свои права, не разрушил бы этот трон?
— Я никогда ни о чем не буду жалеть в отношении сына, когда его страна счастлива.
Допрос продолжался. Они спросили о Трианоне. Кто платит за Трианон?
— Имелся специальный фонд для Трианона. Я надеюсь, что все, связанное с ним, будет предано гласности, так как я полагаю, что здесь имеет место большое преувеличение.
— Не в Малом ли Трианоне вы впервые встретились с мадам де Ламот?
— Я никогда ее не видела.
— Не сделали ли вы ее своей жертвой в этой афере с бриллиантовым колье?
— Я никогда с ней не встречалась. Именно тогда я поверила, что живу в кошмаре, что я умерла и попала в ад. Я не могла поверить, что услышанное мною соответствует действительности.