В устах этого бесцветного, высушенного, бесстрастного человека такие слова были равнозначны признанию в глубоких и искренних дружеских чувствах. Лангман аккуратно собрал документы, потом позвонил, и появился тот самый молодой человек неопределенной внешности, который открывал им дверь. Молодой человек подошел к Монике и подал ей руку, причем видно было, что если она откажется пойти с ним, он сумеет ее увести даже против воли.
– Страховая премия, выплаченная герру Тизенхаузену, составляет два миллиона долларов, – сообщил Лангман. – Я уполномочен заявить вам, господин Марков, что компания за то, что вы сумели возвратить ей такую значительную сумму, готова выплатить вам гонорар в размере десяти процентов от указанной суммы.
Лола быстро прикинула в уме: десять процентов от двух миллионов – двести тысяч долларов! По сто на брата!
«Я же говорил – без денег мы не останемся!» – весело подмигнул ей Маркиз.
– Кроме того, – скучным голосом продолжал Лангман, – герр Тизенхаузен захочет, вероятно, как-то отблагодарить того, кто вернул ему дочь. Разумеется, это произойдет только после того, как все формальности будут соблюдены и он будет уверен, что фройлен действительно его дочь.
Маркиз подумал еще, что если это будет зависеть от самой Моники, то они с Лолой не получат ни гроша, но вслух нахально сказал:
– Вам известен номер моего счета, с нетерпением буду ждать перевода денег.
– Я покидаю вас, – Лангман поднял на Маркиза свои маленькие серые глаза, – но у господина… Шмидта, – он несколько опасливо покосился на молчаливого свидетеля их разговора, – у господина Шмидта есть к вам еще несколько вопросов.
Молодой человек крепче взял Монику под руку и вышел вместе с ней из комнаты.
– Гора с плеч! – вздохнул Маркиз, а про себя добавил, что баба с возу – кобыле легче.
– Думаю, что мою спутницу тоже можно отпустить, – сказал он. – Мы сумеем договориться с герром Шмидтом сами. Она очень устала за последнее время.
Никто не высказал претензий, и Лола, весело послав всем воздушный поцелуй, удалилась.
Лангман вежливо склонил голову и вышел из комнаты, оставив их вдвоем.
Коренастый человек с изрезанным глубокими морщинами, словно кора старого вяза, лицом, откашлялся, поднял тяжелые веки и уставился на Маркиза проницательным взглядом желто-карих глаз:
– А теперь расскажите мне, как все было на самом деле.
Маркиз почувствовал себя неуютно; ему захотелось поменять позу, спрятать куда-нибудь руки, встать, закричать, закрыть глаза… сделать все что угодно, только не сидеть молча и неподвижно под этим проницательным взглядом.