Отношения с Настей у Сергея не сложились с самого начала. Девочка была сильно привязана к Израэлю Наумовичу и не могла простить Светке того, что она называла предательством. Светка холодно игнорировала переживания падчерицы и позволяла одуревшему от любви к ней бизнесмену пытаться купить угрюмую девочку дорогими подарками, тряпками и развлечениями. На пике всего этого Сергей разрешил Насте оббить ее комнату черным шелком и купил ей отвратительного бультерьера, похожего на белый молоток с маленькими и злыми красными глазками. С черным шелком и белым бультерьером, возлежащим на широкой тахте, комната ребенка производила совершенно инфернальное впечатление. Когда Светка с циничным смешком продемонстрировала мне этот, с позволения сказать, интерьер детской, я впервые за много лет на нее наорала.
– Ну скажи, как правильно, я сделаю, – не гася мерзкой улыбки, тут же согласилась Светка. – Вернуть ее Роману? Матери-наркоманке? Сдать в детдом? Поискать другого бизнесмена, который ей больше понравится? А хочешь, давай сейчас вместе сдерем эти обои и поклеим другие, бумажные, – в цветочках и овечках? Ты – психолог. У тебя есть своя дочь. Тебе виднее. Я слушаю.
Светкино лицо было похоже на зал супермаркета – безликая готовность ко всему. Я вспомнила ее же лицо-сад и заскрипела зубами от бессилия. В ответ на тахте слюняво оскалился урод-бультерьер.
Впрочем, Настя, богемное дитя алкоголиков и наркоманов, уж и вовсе не тянула на английскую леди. Однажды девочка не выдержала, ворвалась в Светкин будуар, где хозяйка комнаты колдовала над вечерним макияжем и, прямо на пороге разразившись судорожными рыданиями, заорала:
– Сучка ты, тетя Света! Продалась за грош! Дядя Израэль добрый был и честный. А этот… Тебе его черной икрой глаза залепило!
– Хорошо сказано, – похвалила Светка удачный пассаж и аккуратно положила на подставку щеточку для ресниц. – Только по сути не верно. Сучкой я была раньше, когда жила с твоим отцом. А теперь меня правильнее было бы назвать сволочью. Но это не имеет никакого значения. Я живу так, как хочу и как могу. Тебя, впрочем, ни к чему не принуждаю. Если хочешь, можешь вернуться к Израэлю. Мне кажется, он тебя не прогонит. Еще несколько лет и он даже сможет на тебе жениться. Такие, как Израэль, живут долго. Я от всей души пожелаю вам счастья. А хочешь – иди к отцу или к матери. Кажется, они оба еще живы. Учти: отсюда я тебя вовсе не гоню. Так что почувствовать себя брошенной и несчастненькой у тебя нет никаких оснований. Это называется – свобода. Многие за нее боролись и умирали. Веками.