— Я поняла, моя госпожа.
— Тогда что ты стоишь? Ступай! Да позови мне стражу, я желаю засвидетельствовать почтение и сестринскую любовь этому порождению ехидны.
«Благодарю тебя, Господи, — перекрестился Михаил Аргир, — что ты отверз очи мои!»
* * *
Лис плеснул струю воды из кувшина в подставленные руки.
— Да ты, приятель, не волнуйся. Отмыть эти «синяки» ты счас не отмоешь, но они сами в несколько дней сойдут.
— А это? — Гринрой с укоризной показал на разбитые губы.
— Шрам на роже, шрам на роже — мужику всего дороже! — обнадежил его менестрель. — Опять же, если бы сэр рыцарь серьезно вложился, то, поверь мне на слово, сошел бы не след, сошел бы ты, буквально, в царство мрачного Аида.
— Вот спасибо! — хмыкнул Гринрой, плеская себе на лицо воду. — О! — Он остановился с очередной порцией воды в ладонях, сложенных лодочкой. — А это что за небесное видение?
В нескольких шагах от него в окружении десятка факельщиков к стоящему неподалеку шатру двигалась процессия, впереди которой, любезно переговариваясь на звучной латыни, шествовали вдовствующая императрица Матильда и девушка столь неземной красоты, что сердце останавливалось, не смея лишним стуком прервать счастливое видение.
— Это? Эт Никотея, племянница императора ромеев.
— Она невеста вашего принца? — не спуская глаз с красавицы, спросил Гринрой.
— Я думаю, в душе она уже его вдова.
— Не может быть!
— Поверь мне, приятель, на этом свете может быть много такого, чего не может быть в принципе. Эта девушка себе уже все решила. А уж как далеко зашла ее решимость, одному Богу известно.
— Ну, этого я сколько и о чем бы ни спрашивал, он всегда отмалчивается. А что она здесь делает?
— Берет себе в мужья Мстислава. Он, вишь, попытался от нее в Британию сдернуть, но это легче собаке от собственного хвоста убежать.
— Я вижу, ты ее недолюбливаешь.
— Приятель, здесь такая толпа желающих ее долюбить, шо я не протолкнусь.
— Похоже, моя госпожа другого мнения.
— Вот это меня и напрягает.
— Что? — переспросил Гринрой.
— Не суть важно. — Он протянул рыцарю Надкушенного Яблока кусок полотна, глядя, как скрываются за пологом шатра величественно-прекрасная Матильда и ослепительная Никотея.
— Капитан, — раздавалось в этот миг на канале связи, — как ты думаешь, с чего бы это вдруг у твоей подруги Никотеи на ночь глядя образовался острый приступ гостеприимства?
— А что в этом странного? Одна знатная дама принимает другую знатную даму. Так сказать, женский шатер в лагере один.
— Ну да, ну да, конечно. Но тут есть маленькая нестыковка. Никотее эту ночную гостью особо любить не за что. Они, как говорится, естественные конкурентки.