Г-н де Блиньель никогда не помышлял о женитьбе. Он, может быть, даже девственник. Этот вопрос довольно охотно обсуждается в клубе. Приводятся доводы за и против. Г-н де Блиньель, правда, довольно часто и регулярно совершает поездки в Валлен, но ничто не доказывает, что целью этих поездок, хотя бы второстепенною, являются галантные дела. Самым естественным объяснением их служит необходимость посещений г-ном де Блиньелем своего нотариуса Байи. Г-н де Блиньель поручает местному нотариусу лишь самые пустяковые дела. Г-н Ландрье внушает ему весьма небольшое доверие, но ни он, ни г-н Байи не были приглашены составить ему брачный договор. Мысль жениться никогда не приходила в голову г-ну де Блиньелю. Ему пришлось бы открыть свой дом, разделить постель, стол, иметь подле себя кого-то, кто находился бы «в курсе его дел». Эта перспектива возмущала г-на де Блиньеля. Лишь мысль о большом приданом приятно волновала его. Ах, если бы можно было присвоить деньги, входящие в состав приданого! Ведь г-н де Блиньель — скряга, ужасный, исключительный скряга, вовсе не скупец комедии или ромада, вроде Гарпагона или Гранде. В его скупости нет чрезмерности, лиризма, величия, она лишена внешних признаков, которые делали бы ее заметной, бросающейся в глаза; она глухая, скрытная, тайная, искусная, почти невидимая. Она с необычайным искусством маскируется под скромною внешностью порядка и экономии. Г-н де Блиньель в этом отношении великолепен. Он может похвастаться, что никогда не истратил ни одной лишней копейки. Эта точность является непреложным правилом его жизни. Он не совершает унизительных операций, придающих человеку вид алтынника и ростовщика, но он безжалостен по части всяких излишеств и ограничил свои потребности строго необходимым. Жизнь г-на де Блиньеля чудо расчетливости, взвешенности, благопристойной бережливости, твердой экономии, не допускающей ни ненужных расходов, ни некрасивой скаредности. Г-н де Блиньель осуществил и утвердил это идеальное состояние с удивительно мудрою твердостью, доходящею почти до ригоризма. Г-н де Блиньель сохраняет в богатстве несокрушимую логику.
А он богат, очень богат, этот маленький г-н де Блиньель! Родители оставили ему прекрасное состояние, значительно возросшее через прибавление к нему большей части приносимых им доходов. Какие, в самом деле, расходы может делать в таком маленьком городке, как П., одинокий человек, у которого нет долгов, нет пристрастий, нет пороков? Богатство г-на де Блиньеля возрастало бы в силу одного того обстоятельства, что он был богат, благодаря своего рода механическому приращению, что богатство к тому же является предметом его каждодневных забот; но приведение в порядок и расчетливо бережливое употребление его еще не все: нужно, кроме того, определить его передачу. Кому перейдет это состояние? У г-на де Блиньеля нет близких родственников. Другой захотел бы решить, кому будет принадлежать после его смерти его имущество, и равным образом пожелал бы еще при жизни сделать какое-нибудь хорошее или дурное применение власти и силы, даваемых деньгами. Нет! Г-н де Блиньель ничего от них не требует: ни непредвиденного в жизни, ни удовольствия, — ему достаточно чувства обладания и какого-то низменного блаженства, наполняющего его странным тщеславием. Выражение этого тщеславия оживляет его маленькую сморщенную фигурку, его свеженькое востренькое личико. Богатство, так бережливо расходуемое им и делающее его таким самодовольным, сообщает г-ну де Блиньелю что-то ненавистное и раздражающее. Когда он смотрит на меня через золотые очки своими круглыми неподвижными глазами, мною овладевает приступ гнева и отвращения, смешанного с завистью. Да, признаюсь, столько золота, столько бесполезного золота! Другой истратил бы его на роскошь, приключения, наслаждение, благотворительность, другому оно принесло бы жизнь, смерть, мало ли что! Но он? Какое применение делает он из своего золота? На что он тратит его? Он сидит на нем в своем бесплодном гнезде своим ощипанным задом. Ах, скрутить бы облезлую шею этой старой гнусной птицы! С насеста своего тщеславия г-н де Блиньель смутно чувствует внушаемую им мне антипатию, и она втайне обижает его. Я не признаю его «превосходства», разлитого по всей его щупленькой фигурке, претенциозной и невзрачной. Я ненавижу г-на де Блиньеля, а он питает отвращение ко мне. К тому же я чувствую, что он порицает тетушку Шальтрэ за то, что она приютила меня у себя. Разве я не «лишний рот», т. е. лишний расход, — вещь, которая в глазах г-на де Блиньеля является верхом чудовищности?