Окинув еще раз взглядом комнату, в которой она отдала Джордану свою невинность и провела с ним несколько незабываемых жарких ночей, Жоли шагнула за порог.
Придя в конюшню, она обнаружила, что мужчины готовы отправиться в путь. Мулы были уже нагружены, лошади оседланы.
Жоли бросила свой узел на солому и встала в дверях, словно в раме, уперев руки в бока. Длинная тень от ее фигуры упиралась в Джордана словно укоряющий перст.
– Почему ты не зашел за мной? – решительным голосом спросила Жоли.
Джордан в этот момент возился с седлом, застегивая его под брюхом лошади.
– Я собирался зайти за тобой, – пробормотал он, стараясь не смотреть на девушку.
– Когда, через месяц? – сердито бросила Жоли, но вдруг осеклась, в один момент вдруг все осознав. Джордан собирался улизнуть, оставив ее здесь! Руки Жоли сжались в кулаки. Она подошла к Джордану вплотную, так, что он уже не мог не посмотреть на нее. Взгляд ее изумрудно-зеленых глаз, казалось, прожигал насквозь.
– Нет, – сконфузившись, забормотал он, – я бы пошел за тобой прямо сейчас, если бы ты сама не пришла. Я не хотел будить тебя, хотел, чтобы ты отдохнула как следует…
– Хватит заливать! – Эту фразу Жоли слыхала от Гриффина. – Ты вовсе не собирался идти за мной!
Джордан выпрямился в полный рост. Глаза его потемнели от гнева.
– Будь моя воля, я бы действительно бросил тебя здесь, но наш благородный рыцарь, – он кивнул в сторону Гриффина, – никогда бы мне этого не простил. Не волнуйся, зеленоглазая, ты пойдешь с нами.
Жоли молчала. Такой ответ ее не устраивал. Джордан, судя по всему, по-прежнему не желал видеть Жоли своей женой.
– Жоли, где твои башмаки? – спросил Гриффин.
– Здесь. – Девушка кивнула на свой мешок. – Я не стала их надевать.
– Почему? – не отставал Гриффин.
– Они натирают мне ноги. Сколько можно, Гриффин, – вспылила вдруг Жоли, – постоянно указывать, что мне делать, вплоть до того, носить мне башмаки или нет?
– Да я просто так спросил, – пробормотал Гриффин. – Спросить уже нельзя?
Жоли вдруг стало стыдно за свою несдержанность. Пусть Гриффин не всегда действует по-умному, но он искренне заботится о ней и желает ей добра.
– Прости, Гриффин, – извиняющимся голосом проговорила Жоли, – ты прав, об обуви я должна позаботиться. Просто мне не нравятся башмаки.
Гриффин готов был простить Жоли за то, что она накинулась на него; он понимал, как ей сейчас нелегко. Великолепный образ Джордана, созданный исключительно ее воображением, начал наконец тускнеть.
Гриффин подвел к Жоли ее лошадь и проговорил:
– Это ты меня извини, Жоли, если что не так. Я просто не хочу, чтобы ты царапала ноги о камни и кусты.