– Я тебя очень прошу!
В трубке раздались шорохи, скрип и хлюпающие звуки.
Он что, рыдает? – подумал я. На Жоржа это не похоже. При всем том, он всегда был гибким и скользким, как уж, и мог выкрутиться из любого положения.
– А по телефону мы не можем пообщаться? – Что ты, нет! Судя по всему, Сандульский был в панике.
– Это так важно?
– Чрезвычайно… я прошу тебя. Скорее… – Где и когда?
Жорж немного замялся, а потом сказал. Наверное, боялся, что нас подслушивают. – Договорились…
Я взглянул на свои наручные часы:
– Но я буду не раньше, чем через сорок… нет – пятьдесят минут. Годится? – Да. Я жду. Только ты обязательно приходи… – Кончай ныть! Я не попугай, чтобы повторять одно и то же по десять раз. Пока. – Что ему нужно? – с подозрением спросил Баранкин.
Он почему-то терпеть не мог Жоржа.
– Я должен помочь Сандульскому сделать кое-кому обрезание.
– Чего-о?!
– Того. Не знаю. Мне кажется, он уже в штаны наложил. А вот по какой причине – это вопрос.
– Смотри не попадись ему на крючок. Таких хитрецов, как он, поискать.
– Два раза за день на одни и те же грабли не наступаю, – парировал я, закрывая сейф на ключ. – Хватит того, что ты меня сегодня зажабрил…
Место встречи, нужно отдать должное Сандульскому, было подобрано по всем канонам шпионской науки – в запаснике краеведческого музея. Наверное, Жорж до сих пор был под впечатлением похождений мифического советского разведчика Штирлица в Берлине.
Хотя, нужно честно признаться, место и впрямь было клевым.
Во-первых, если кто и надумает за нами проследить, то замаскироваться в пустых залах мог разве что человек-невидимка.
А во-вторых, сомневаюсь, что кому-нибудь могло прийти в голову воткнуть "жучок" в крохотной кладовке, заваленной всякой всячиной, разве лишь для того, чтобы послушать мышиную возню. Чего-чего, а этих грызунов, судя по запаху, здесь хватало. – Спасибо, Дора Абрамовна, – поблагодарил Сандульский смотрительницу музея.
Эта пожилая дама открыла нам двери запасника.
Ей стукнуло не меньше восьмидесяти, но она все еще держалась бодро. Дора Абрамовна была такой худой, что казалось могла рассыпаться на ходу по частям. На ее морщинистом лице с длинным унылым носом явственно проступало недовольство.
– Вы все говогите спасибо, а потом у бедной Доры одни непгиятности, – сказала смотрительница с осуждением.
Дора Абрамовна немного картавила. Но свое имя, на удивление, выговаривала правильно.
– Дора Абрамовна, никаких неприятностей не будет. Вы меня знаете.
– Ах, я должна его знать! Я должна все знать! А стагую Дору кто-нибудь знает!? Я согок лет жизни отдала этому музею. И что, кто-нибудь сказал мне спасибо? – Дора Абрамовна, я вас умоляю… Сандульский от нетерпения притопывал ногой.