Ставр сглотнул горечь во рту.
«Я виноват, Джордан, но, во-первых, ничего не знал, а во-вторых, не стоит раздувать из мухи слона. Я справлюсь, просто буду действовать осторожней. Кстати, если я провалюсь, мой провал тоже можно будет списать на деятельность синклита, а не «контр-2».
Короткое молчание.
«Хорошо, попробуем. Человек из «погран-2» присматривается к тебе, так что — до его решения. Не понравишься — не обессудь, придется свернуть операцию. До связи».
Зал опустел, словно дух, разговаривавший с Панкратовым, улетел обратно в космос. Но через несколько секунд раздался другой пси-голос, и Ставр, злой, недовольный всем миром и собой в том числе, ответил ему, сдержав вздох:
«Конечно, входите, Артур, это же ваши владения». Это был Артур Левашов, начальник погранотряда и научный лидер исследователей заставы. «Не возражаете, если я выключу пол?» «Ни в коей мере».
Левашов, невидимый в темноте, подошел ближе.
Плита пола под ногами из абсолютно черной стала прозрачной, хотя это почти не отразилось на освещении зала, просто стала видна нижняя полусфера обзора со звездами, а также с косматым сиренево-золотым шаром Чужой и туманно-малиновым пятном псевдопланеты Чужая. Чуть поодаль от пятна висела тонкая серебряная паутина — там, где чужане накрыли выявленный ими нагуаль решеткой «абсолютного зеркала», наподобие той, какую они построили полсотни лет назад для встречи Конструктора.
Хотя в зале, кроме них двоих, никого не было, разговор продолжился в звуковом диапазоне: Левашов отдыхал после трудов праведных, а Ставр никуда не спешил.
— Не понимаю, почему нагуали «привязаны» к конкретным объектам,— сказал он.— Ну, дрейфовали бы себе под влиянием каких-то внутренних процессов, а то ведь торчат в тех местах, где появились, как приклеенные.
— Вероятно, это следствие неких очень тонких взаимодействий нагуалей с гравитационным полем и вакуумом,— отозвался Левашов, невысокий, тонкий, хрупкий, с лицом Мефистофеля.— А вот насчет их внутренних процессов позвольте возразить: этих самых процессов может и не быть вовсе, если принять формулировку одного из моих коллег. По его версии, нагуаль — бесконечно простой объект.
Ставр хмыкнул.
— Схоластика. Что может быть проще математической точки?
Левашов улыбнулся, шевеля косматыми бровями. Панкратов отлично видел его в почти полной темноте, вернее, в призрачном свете звезд.
— Как сказал бы Генри Филдинг: Ничто! Ибо Ничто — глубокое философское понятие, не сводящееся к одной только математике или физике, размышлять над которым не перестают великие умы современности, уверенные в том, что Ничто существует. Причем реально. Но это тема отдельного разговора. Вы были возле нагуаля, проросшего у одной из звезд Стрельца...